– Дай мне по зубам, милый, и иди на работу, – нежно проворковала Азриэлла, сменив гнев на милость. – Мы будем ждать тебя дома, не забудь витаминки и какого-нибудь вкусного грешника по дороге. Ты же знаешь мои вкусы.
Я послал ей воздушный поцелуй и швырнул чашкой в лоб, не рискуя приблизиться, после чего, пятясь задом, вышел из квартиры.
На самом деле мясо грешников она не ела с тех самых пор, как родила. Добрый доктор, если вы помните, предупредила, что это было бы вредно для молока. А поскольку жена кормила грудью, то я очень щепетильно относился к тому, что она ест.
Человечина (любая!) была для Азриэллы столь же запретна, как и тушёная свинина для правоверного иудея на Хануку. Ничего, от другой пищи малыш только рос и набирался сил. А мама возьмёт своё потом, когда полностью переведём Захарию на смеси и каши.
Честно говоря, я себе всё это весьма смутно представляю. Ну, в смысле что будет дальше – каши, прикорм, детское питание, подгузники, это всё ладно, справимся. А вот, допустим, где ему гулять в Пекле?
Представьте себе демонессу с колясочкой и пищащим крохой с погремушкой? Да на неё будет охотиться половина сотрудниц её же отдела! Про соседей вообще молчу, наша мама, которая моя тёща, успешно положила пятерых или шестерых самых активных. И всё-таки как выживать человеческому детёнышу у нас в Аду? Неужели по-любому придётся хоть каким-то образом переселяться наверх, менять образ жизни, работу, круг общения, лишь бы водить ребёнка за ручку в ясельки? Не знаю, не знаю…
Вместо разбитой в прошлый раз тачки мне выдали новую. В смысле такую же бэушную, но вполне бегающую чешскую «шкодовку». А что делать, везде кризис, начальство пересаживает работников на более скромный транспорт. Так что хорошо ещё, что не велосипед, и уже, как говорится, большое русское мерси!
Кстати, выпавшее сегодня задание, в принципе, было вполне стандартным – дама постбальзаковского возраста продала душу. Срок вышел, пора платить по счетам. Причина в договоре почему-то не указана, значит, всё стандартно – последняя любовь, роковая страсть, вовремя подсунутая под руку бумажка, подпись кровью. Устаревшая фигня!
Во-первых, давным-давно все подписи ставятся чернилами, во-вторых, в определённых случаях и договора не надо – пожелал, получил, чек к оплате по решению кредитора, но обычно пять-шесть лет минимум.
– Гражданка Никанорова? – спросил я через домофон.
– Да.
– Участковый Бельдыев, – нагло имитируя казахский акцент, соврал я. – Соседи жалуются на вас, шум, музыка, посторонние мужчины.
– Это неправда, – как-то устало вздохнула женщина. – Но заходите.
– Такая наша служба, – извинился я и вот тут уже не врал.
В девяноста восьми процентах случаев наша служба как раз и состоит в том, чтобы любыми средствами уговорить человека пустить таких, как я, в своё жилище. Причём абсолютно добровольно. Восьмой этаж, квартира направо, мне даже не пришлось нажимать на кнопку звонка, хозяйка просто стояла в дверях. Одета в домашний халат, немолодая, не очень красивая, но в глазах светится что-то такое…
– Заходите, пожалуйста.
– Зачем? – почему-то остановился я. – Можно и здесь поговорить.
– Заходите же. – Она сама почти силой втянула меня за рукав в прихожую, даже не удосужившись спросить про удостоверение.
Впрочем, их у меня много. Женщина приложила палец к губам и провела меня в комнату, там, в уголке у окна стояла маленькая детская кровать. Ребёнок спал в розовом чепчике, значит, девочка.
– А у меня сын, – невольно прошептал я.
– Сколько вашему?
– Три месяца.
– О, да вы молодой отец, – улыбнулась хозяйка.
– Раньше всё никак – дела, карьера, профессиональный рост, служебные обязанности.
– Понимаю вас, сама такая. Ждала принца, думала, вся жизнь впереди, а когда в тридцать пять родила Настеньку, то до меня дошло, сколько же времени я потеряла.
– Пройдёмте на кухню?
Она кивнула, и мы вышли на цыпочках, чтобы не разбудить ребёнка. Чаю мне предложили сразу, далее пошла малоприятная процедура разговора с человеком, который совершенно не понимал происходящего. Это тяжело, поверьте…
Я ей про договор о продаже души, а она мне про соседей сверху, которые включают шансон в двенадцать ночи, а потом жалуются, что их будит плач ребёнка по утрам. Принимать свой истинный облик было чревато, потому что визг перепуганной мамаши на раз поднимет ребёнка, а моя Азриэлла как-то честно пообещала убить меня, если я только разбужу Захарию, которого она укладывала спать целых два часа. Я запомнил.
– Пожалуйста, Зоя Леонидовна…
– Просто Зоя.
– Не надо, гражданка Никанорова! Я на работе, поэтому без лишних фамильярностей. Итак, Зоя Леонидовна, где и когда вы подписали договор с Адом?
– Ах вот вы о чём. Но это же глупая шутка, подруга прислала по Инету, нашла типовой где-то в Сети. Но это ведь уголовно не наказуемо.
«О женщины!» – в очередной раз мысленно возопил я. Да, конечно же не уголовно! Но есть вещи куда хуже уголовного наказания! Вам мама в детстве не говорила, что всякие левые бумажки подписывать нельзя, а уж тем более – договор о продаже души?!
В этот момент у меня в кармане зазвонил телефон. Азриэлла. Видимо, ей реально нечем заняться дома.
– Милая, я на работе.
– Захария спит, но я волнуюсь.
– Что ещё?
– Помнишь, перед сном я всегда целую его пяточки? Они были сладкие, а сейчас сладко-кислые!
– Э-э-э…
– Вот только не говори мне, что у меня бабская истерика и это ничего не значит.
– У тебя бабская истерика, и это ничего не значит, – на автомате брякнул я, совершенно не отвечая за свои слова.
Наверное, меня бы там же разорвало взрывной волной из трубки, если бы хозяйка заботливо не уточнила:
– Это ваша супруга? Что-то с малышом, верно? Можно мне поговорить?
– Пожалуйста. – Я пожал плечами, передавая ей сотовый.
– Здравствуйте. Нет, я не доктор. Ваш муж пришёл ко мне и хочет что-то там уточнить по какому-то договору. Да, да! Вот и я ему то же самое говорю, ребёнок важнее всего! У вас ведь сын? А у меня малышка… да, спасибо, мне тоже. И что с ним?
Короче, если вы поняли, переговоры двух возрастных «молодых» мамочек длились час, если не больше. Я им был абсолютно не нужен и неинтересен. Они обсуждали какие-то свои женские штучки, детали, дела, говорили на непонятном непосвящённому языке, смеялись, рычали и даже пару раз плакали в голос. Когда мне наконец вернули телефон, последнее, что я услышал от Азриэллы, было:
– Если ты только пальцем тронешь эту милую женщину, домой даже не возвращайся!
Я тупо набрал Альберта.
