Как я понял из слов Альберта, в это дело уже вмешались и более значимые фигуры. Ничего, договорятся, найдут крайнего, да и мне не в первый раз приходится служить стрелочником.
Зато какая-то там пожилая монахиня под Казанью сможет обнять блудного сына.
Тьфу, сентиментальщина эдакая, аж скулы сводит, как от клюквы в сахаре…
P.S.
– Сколько они ещё будут держать тебя под домашним арестом? – спросила Азриэлла, на самом деле крайне довольная, что я уже неделю сижу дома.
Пылесошу полы, играю с сыном, сую бельё в стиральную машину, смотрю женские сериалы и даже читаю книжки. Я научился готовить яичницу! По крайней мере, последние два раза мне удавалось вылить яйца именно в сковородку, а не на штаны или газовую конфорку.
– Нет, не то чтобы я как-то возражала, мне как-то приятно, что мой муж стал проводить больше времени с семьёй. Но, с другой стороны, мужик должен зарабатывать. Ты меня слышишь, козёл?
– Что?! – дёрнулся я, отрываясь от весёлого щекотания Захарии.
– Просто хотела убедиться, что ты меня слышишь, дорогой. – Азриэлла заботливо подлила кислоты в мой остывающий кофе, сыпанула сверху пригоршню молотого перца и капнула розового масла для контрастности аромата. Всё как я люблю.
– Ты в курсе, что та сладкая парочка, журналист и полицейский, пошли босые пешком в Соловецкий монастырь? Причём, как я помню, тот из них, кто продал душу, получил лишь отсрочку приговора, и сможет ли он вымолить себе прощение, ещё большой вопрос. Адвокаты с обеих сторон чуть не в драку лезут. Да, да, не делай такие большие глаза, мне звонила жена твоего Альберта.
Понятно. Наши супруги поразительно быстро спелись, невзирая на то что знали друг дружку от силы год. Мы с Альбертом притирались друг к другу гораздо дольше, сначала только дрались без сомнений и жалости. Это только лет двадцать или, может быть, тридцать назад он впервые навестил меня в больнице. Я его послал, он извинился, я кинул в него костылём, он мне сломал вторую ногу, вот так как-то и разговорились…
– Твой шеф в глубоком запое. Секретарша в слезах. Ты умудрился в один миг подставить тех, от кого зависит и оклад, и назначение объекта. Мне пришлось самой разруливать ситуацию, в конце концов, я и не такое делала ради ребёнка. Этой озабоченной дуре достался билет на новогодний бал сотрудников МВД. Уж кого-нибудь она себе да подцепит, особенно после третьего тоста за Россию и её верных офицеров!
– А шеф? – спросил я, любопытный Захария тоже уставился на маму.
– Там ещё проще, подписала его на самовывоз всей левой продукции Дербентского завода коньячных и игристых вин. Он теперь хоть ванны из палёной «Лезгинки» принимать может.
– То есть я восстановлен на работе?
– Благодаря мне – да!
– Тогда зачем все эти вопросы, упрёки и…
– Чтобы ты, дубина, наконец понял, как тебе повезло с женой! И пойдём уже в спальню, пока тебя не вызвали к очередному грешнику…
Захария посмотрел на неё, на меня и старательно зевнул. Умничка, мальчик! Мы быстро сунули его в кроватку, дали соску, задёрнули занавески и, как новобрачные, бросились в постель. В самый неподходящий момент раздался звонок в дверь. Долгий, настырный, неугомонный. Заплакал проснувшийся малыш.
– Если там твой Альберт, я его убью.
– Нет, он мой, я сам его убью, – буркнул я, слезая с любимой жены и шлёпая в прихожую.
Потом заглянул в глазок и отшатнулся.
– Давай ружьё!
– Зачем?
– Там твоя мама.
Глава 20
На чёрной скамье, на скамье подсудимых…
Если кому-то на том или этом свете реально повезло с тёщей – ёу-у, дай пять, чувак, я обниму тебя, и мы поплачем вместе. Мои отношения с мамой моей жены были бесповоротно испорчены ещё до нашей с Азриэллой первой встречи. Начнём с предыстории, лет эдак намного назад.
Скажем так, я ехал в общественном транспорте и всего лишь не уступил место старой вешалке. И не потому, что не хотел, просто ей хотелось именно моё. В те годы я был ещё довольно молодым и неопытным демоном, поэтому поддался на провокацию, хотя разумнее было бы сбежать. Всё кончилось грязной дракой и… не в мою пользу.
В общем, когда я лежал на больничной койке в морге (у нас в Аду это вполне совместимые понятия), ночью туда прокралась юная красотка Азриэлла, с целью добить меня за «домогательства» до любимой мамочки. Я сопротивлялся, ей это понравилось.
Она стала приходить через день, потом чаще. А спустя месяц мы оба поняли, что уже не можем друг без друга. Ну, к чести мамочки надо признать, что старая стерва не оставила попыток убить меня, но никогда не подставляла под выстрел свою дочь. У нас, демонов, это редкость.
– Где моё ружьё?!
– Ты с ума сошёл, мы же не в Пекле. Весь основной арсенал остался внизу. Да открывай уже, иначе она дверь разнесёт.
– Сама открывай. – Я бросился в детскую, покачал кроватку просыпающегося Захарии и, опустившись на колени, отодрал прилепленный скотчем дореволюционный наган тысяча девятьсот десятого года Тульского оружейного завода. Раритет! Не чета ижевскому!
Взял по случаю у полковника НКВД на пенсии, когда я пришёл за его проклятой душой, этот тип пытался в меня стрелять. Что ж, теперь антикварное оружие послужит более благородной цели – избавлению от тёщи!
– Мамочка!
– Доченька!
Страстные объятия до хруста костей, обоюдные чмоки-чмоки, и я с тоской понимаю, что момент для прицельной стрельбы, скорее всего, безвозвратно утерян.
– Твой кобелина дома?
– Ну, мам…
Понятно, теперь не получится неожиданно выскочить из-за угла, тёща предупреждена, а вооружена она всегда, по факту без ствола под мышкой даже в туалет не выходит. Придётся сдаваться.
– Здравствуйте, мама, какой сюрприз, жаль, что вы к нам ненадолго, мы будем скучать, я вас провожу в прихожую или уж сразу выпроводить из подъезда?
Мне не то чтобы принципиально не ответили, меня и взглядом не удостоили. Они просто прошли вдвоём на кухню, щебеча что-то личное, невнятное и непонятное мужскому слуху. Какой-то специальный женский язык, знание которого девочки впитывают с молоком матери. До мальчиков то же молоко эту информацию не доносит.
Пришлось вернуть оружие на место. Всё равно пальба в доме разбудит ребёнка, да и соседи могут неправильно понять. Я было набрал номер Альберта, но тут же сбросил – по-любому выпить вместе не получится, я пока под домашним арестом. Даже если предположить, что моя жена не соврала и обо всём договорилась, всё равно, не имея заказа, идти некуда. Заняться категорическим нечем, хоть ножку стула грызи.
Я покосился на сонно заворочавшегося Захарию. Будь он постарше, мы бы хоть в кубики поиграли, а так, стоит ему проснуться, и Азриэлла тут же заберёт малыша себе на руки кормить, переодевать и тискать. А вместе с тёщей они будут мимимикать его в четыре руки, я им для этого не нужен, и более того, даже мешал скучной мужской рожей.
