Я спрашиваю, надолго ли они уедут и планируют ли вернуться в Китай.
– Конечно! Уедем на несколько лет, пока дети будут расти и учиться, а потом обязательно вернемся. Мы, в общем, еще не продумывали это как следует. Остаться за границей насовсем – не вариант. Жена хочет, чтобы наш ребенок родился в Канаде. Это одна из стран, где китайцу легче всего получить гражданство. (Канада только что последовала за США и согласилась выдавать гражданам Китая визы на десять лет.) Для меня эта затея – нелегкое бремя, но у китайцев так принято: если вы сделаете все возможное для своих детей, то они тоже сделают все возможное для вас, когда вы состаритесь. Родители заплатили за мое образование, чтобы я сделал то же самое для моих детей и позаботился о них самих. Таков в Китае жизненный круг, и поколения следуют по нему одно за другим. Так здесь будет всегда. Мы все верим в Китайскую Мечту о том, что Китай снова поднимется – мирным путем.
Думаю, взгляды Джефри, типичные для представителей китайского среднего класса, успокоят паранойю, которую многие жители Запада испытывают по отношению к Китаю.
– Китайцы счастливы быть китайцами. Мы не империя, и у нас в крови нет имперских амбиций, присущих, возможно, некоторым нациям (Джефри подмигивает).
Человеку с Запада этот комментарий может показаться странным. Все дело в том, что китайцам с малых лет рассказывают об агрессии и империалистических устремлениях других стран, включая Японию, США и Британию. Западное образование не дает представления о том многом в истории государства, чему в Китае уделяется больше внимания. Все мои знакомые китайцы хорошо представляют себе даты и события Ихэтуаньского восстания 1899–1901 годов, японского вторжения в Северный Китай в 1931 году и Нанкинской резни, учиненной японцами в 1937-м. Тем, кто стремится лучше понять отношение китайцев к происходящему, следует больше читать об истории Китая. Это не заменит глубокого понимания истории, но даже некоторая осведомленность и знания вызовут уважение.
Я избегаю соблазна вернуться к разговору о качестве еды и воздуха, но моя ирония не ускользает от Джефри.
– Я знаю, что западному уму это может показаться непоследовательным, но китайцы могут удерживать в голове две противоречащие идеи и не испытывать дискомфорта. Наши проблемы – цена прогресса, которую необходимо заплатить, но так не будет продолжаться вечно. Со временем мы справимся со всеми трудностями.
Джефри вынимает смартфон из кармана куртки и после недолгих поисков демонстрирует мне старую оцифрованную фотографию. На ней мальчик с ангельским личиком в группе других детсадовских детей.
– Хотел вам показать. Подумал, это будет интересно.
Это действительно интересно.
– Я встречался с вашей королевой.
– В самом деле?!
– Да. Она прилетела в Пекин в октябре 1986 года с первым официальным визитом. Мне исполнилось всего четыре года, и я плохо помню, как это происходило, но наш детский сад был выбран правительством для посещения, потому что являлся тогда лучшим в Пекине. На самом деле он и сейчас лучший. Именно поэтому я решил поехать в Британию учиться – это был своего рода ответный визит! Я люблю Лондон, там столько истории, она ощущается в каждом уголке. Я действительно считаю его своим вторым домом. У меня необычайно тесная и глубокая связь с Великобританией. Вообще, у Китая давние и особые отношения с вашей страной.
– Но гражданство вы все же хотите получить канадское?
– Да. Китайцу из среднего класса практически невозможно получить британское.
Весна
Весна еще не наступила. Но с магазинов и общественных зданий убрали свидетельства зимы – толстые шторы и фетровые клапаны, закрывавшие от пронизывающего холода те двери, которые не были заперты или заколочены. В квартирах тоже очень холодно, и люди даже в помещениях не снимают верхнюю одежду – отопление выключили, а недовольное лицо солнца едва проглядывает сквозь смог. Но отдельные признаки жизни все же заметны. С деревьев и живых изгородей в парках и общественных местах снимают зимнюю одежду – зеленую ткань, закрепленную деревянными шестами и обмотанную веревками. В начале декабря рабочие тщательно заворачивают весь город в защитную оболочку, и это довольно трогательное зрелище. Укрывать живые изгороди, кусты и низкорослые деревья по всему Пекину – практично и не так уж дорого. Интересно, ценят ли растения эту нежную заботу, поглощая углерод, который извергают заводы и транспорт. Без них Пекин большую часть года задыхался бы от удушливой пыли.
Глава 8. Вредные выбросы и мойщики окон
У вас першит в горле. Вы просыпаетесь с пересохшим ртом и с ощущением, что вам размазали сажу по губам. Добро пожаловать в Пекин во время смога. Господин Лян скрючился и хрипло кашляет, как будто всю жизнь выкуривал по 60 сигарет в день. Но он старается прочистить глотку не из-за дешевых сигарет, сводящих на нет всякую попытку безвредно поесть в любом китайском ресторане, а просто из-за жизни в Пекине.
Господин Лян – успешный владелец фруктового магазинчика, расположенного за углом от моего дома в пекинском районе Чаоян.
– Похоже, у вас сегодня был тяжелый день, мистер Лян, – я улыбаюсь ему через весь зал, он подходит, шаркая, к моему столу и неуклюже опускается на стул напротив.
– А вы сегодня не работаете? – отзывается он хрипло и угрюмо, вопреки собственной улыбке. Он не любит кофе, но знает, что я заплачу за него, поэтому будет пить один из своих бесконечных чаев.
– Я иностранец. У нас бывают выходные.
– Вас бы на мою работу. Никаких выходных.
– Плохо кашляете, мистер Лян.
Я задел чувствительную струну, и он разражается тирадой по поводу неспособности властей (предусмотрительно делая акцент на местных, а не на государственных) решить проблему абсолютно ужасного смога в этом огромном городе. В народе считается, что плохой воздух отнимает десять лет жизни. Даже маленькие дети попадают в больницы с заболеваниями дыхательных путей.
Вчера за ужином друг рассказал мне, что его жена забрала младшего ребенка из детского сада, потому что там не работал воздушный фильтр. Некоторые школы вообще закрываются, когда официальный индекс загрязнения воздуха превышает 300. По данным ВОЗ, индекс выше 50 уже представляет собой серьезную угрозу для здоровья. Это губительный коктейль из угарного и сернистого газов и мельчайших взвешенных частиц (менее 2,5 микрон), который оседает у вас в легких и не выводится никаким образом. Эту песчаную взвесь вы буквально ощущаете на вкус, уже когда приземляетесь в аэропорту и снаружи начинает нагнетаться воздух – совсем не тот, который вы черпали из атмосферы на высоте 10 000 метров.
Если даже местные надевают маски – значит, ситуация на самом деле плохая. Должен сказать, я был слегка удивлен, когда увидел пекинца в маске и с сигаретой в руке. Помню, мелькнула мысль: как это работает? Какое из двух зол – меньшее?
