В опускающейся темноте недовольно блеснули синие глаза.
– Я не обижу тебя.
Агния хотела сказать, что физически, возможно, и не обидишь, но морально уже подкосил веру в их отношения. Промолчала.
Взяла протянутые цепи.
– Что конкретно мне с ними делать?
– Защелкни наручники и обмотай кисти.
Агния держалась из последних сил. Говорила себе, что надо как-то пережить предстоящую ночь. Верила, что завтра они окажутся в долине драконов и все закончится.
Иначе она не выдержит.
Как только небо затянуло темнотой, с ее телом начали происходить уже знакомые метаморфозы. Томление, небольшое, но ощутимое зарождалось в животе. Она напрягала мышцы в жалкой попытке приостановить физиологические процессы, хотя в глубине души понимала, что все бесполезно.
Ее суккуба проголодалась.
Очень.
Ивар ничего не мог с собой поделать. Знал, что ведет себя как последний придурок, что бросается из крайности в крайность, что вместо того, чтобы разъяснить происходящее, еще больше усугубляет ситуацию. Смотрел на Агнию и испытывал противоречивые чувства. Хотелось разом и зацеловать ее, и убить. Хотелось прогнать и никуда не отпускать. Хотелось сказать «спасибо» за освобождение и растерзать за поцелуй с Изляром.
Ивар прекрасно понимал действия Изляра. Привести его пару на утес, поцеловать ее, тем самым разозлив его до высшей степени. До такой, когда весь мир переставал существовать, когда рвались сухожилия и трещали кости, когда тело переставало принадлежать тебе, когда грань между белым и черным смывалась.
Перекидываться в дракона всегда было трудно. Ивар не помнил себя в этой ипостаси. Лишь отголосок драконьей сущности как-то поведал, что драконом он был больше полтысячи лет. Времена менялись, и должен был измениться он. Тогда появился демон. Более приспособленное существо для жизни между миров. Сильный, властный, способный уничтожать врагов без лишних колебаний. Демон властвовал несколько столетий. Пока не потребовался некто, способный более разумно подходить к тому, что требовал Оракул. Лишь тогда родился Ивар. Из боли и крови. Взрослым мужчиной. У него никогда не было детства. Никогда он не знал заботы матери. Всегда был долг. И когда однажды он пришел к Оракулу и увидел рядом со сферой маленький сверток, неимоверно обрадовался. Лаки. Его сестра. Так в его жизни помимо долга появилась семья.
Откуда они оба пришли? Они не знали. Они просто были и подчинялись воле создателей.
Ивар несколько раз пытался пробудить в себе дракона, но каждый раз терпел фиаско.
И правильно. Нельзя ЭТОГО зверя выпускать ни в один мир, кроме того, в котором они находились сейчас.
Левиафаны прогадали. Зная его физиологические способности, они вычислили, что клетку, способную выдержать его силу, стоит делать в том мире, где магический фон наиболее сильный. Таким миром был Глорис. Его родной мир. Мир, где он бывал очень редко, но который не желал его отпускать. Когда те уроды вкупе с Ведьмаком стали вбивать в его тело магическую трубку, блокирующую связь с порталами, он засмеялся в голос. Да, она сдерживала его. Но и без нее Глорис не отпустил бы его просто так, ничего не потребовав взамен. А что может желать мир, выпустив свое чадо на волю? Лишь внимания и времени. Ивар не сомневался – Глорис постарался бы его задержать. Хотя бы на несколько суток. Чтобы пообщаться. Чтобы подпитать.
Поэтому Ивар относительно спокойно отнесся к заточению. Да, плеть, пропитанная ядом лессогоры – хищницы, обитающей в океанских недрах, – причиняла адскую боль. Раз за разом. Но это было терпимо. К боли он привык. Раны исправно затягивались.
Беспокоило другое.
Лаки. Воины.
Агния.
Сестра чувствовала отголоски его физической боли, а Воины в горячке могли натворить не пойми что.
Но даже в страшном сне Ивар и предположить не мог, что «в не пойми что» они впутают Агнию!
Его девочку.
Она должна была находиться на Таисе в безопасности. Ждать его. А Лаки должна была ей объяснить, что он скоро вернется.
Его НЕ надо было вытаскивать из заточения! Еще два-три дня, и дракон сам бы вырвался на свободу, разнеся клетку к чертям собачьим.
Воины поспешили.
Агния же…
Он не мог рационально думать о ней. Знал, что надо угомониться. Знал, что она сделала все, чтобы его спасти. Знал, что ее подставили.
Но…
Всегда будет существовать треклятое НО!
К ней прикасались чужие руки.
Ее целовали другие губы.
Этим все сказано.
Демон не мог забыть.
И ему не давал.
Агния залезла в кожаный мешок и попыталась уснуть. Все, хватит! Спать! И ничего более. Она даже, как в детстве, зажмурила глаза и втянула голову в плечи. Да, спать.
Демон Ивара пока молчал.
После того как она опутала мужские кисти цепями, Ивар отошел от нее на безопасное расстояние, сел на землю, положил голову на колени и замер. Как поняла Агния, таким образом он приготовился ко сну. Неудобно, но ему виднее.
Стена между ними продолжала крепнуть.
И ни он, ни она не делали ничего, чтобы ее разрушить.
Слез больше не было. Был мат. Отборный. Агния прошлась по своим умственным способностям, как умела. Куда она полезла? Что о себе возомнила? Что в одночасье стала Мэри Сью? Что ей теперь горы по плечу? Что все сможет, все преодолеет. Ага. Как же. Вот тебе и результат.
Ивар смотрит на нее едва ли не с презрением.
А когда-то смотрел с нежностью.
Ее ошибки начались со встречи с Вадимом. И дело даже не в том, что Ивар увидел, как она с ним целуется. Ей стоило подумать о собственнической натуре мужчины, нечаянно ставшего ее парой и от чьей сексуальной активности зависит ее здоровье.
Черт!
Думать о сексе было нельзя.
Картины, одна ярче другой, вырисовывались перед внутренним взором.
Их переплетенные тела.
Его лицо с закрытыми глазами, с плотно сжатыми губами, когда он изливался в нее.
Его взгляд – пронзительный, пылкий, казалось, пытающийся проникнуть в самую сущность ее женского бытия. Или туда, где затаилась душа. Душа, стремительно устремляющаяся ввысь, стоило его пальцам пройтись по нежным женским изгибам.
А сколько всего можно было придумать! Испытать! Прочувствовать!
Пришлось сгруппироваться, чтобы подавить воспоминания и бегущие следом фантазии.
Не время и не место.
Да и вообще…
Не подпустит она больше к себе Ивара! Не подпустит! Найдет способ избежать боли от нехватки секса. Обязательно что-нибудь придумает.
