Носил он не антаравасаку, а подпоясанную тунику, что закрывала оба плеча. Улыбался беспрерывно, а глаза его были маленькими и очень добрыми, в окружении мелких морщинок. Сразу верилось, что этот человек посвятил себя Будде в юности и с тех пор ни разу не выпил, ни взглянул на женщину и не поднял руки даже на комара.
Поскольку нога болела меньше, даже когда я на нее наступал, то я позволил себе небольшую прогулку.
Неподалеку от жилища отшельника я обнаружил небольшое святилище, устроенное внутри древнего, наполовину разрушенного строения: два огрызка стены, сходящиеся под прямым углом, и между ними несколько статуй из темного камня, без рук, со стертыми лицами, по которым не понять, кто перед тобой, обернутых лентами золотистой ткани, и тут же, на небольшом возвышении, — свечи и ароматические палочки, воткнутые в чашу с песком, гирлянды цветов явно фабричного производства.
Вечером, когда мне дали право слова, я первым делом осведомился:
— Кто-то ведь навещает брата Лоонга?
— Несомненно, — ответил брат Пон. — Ведь он забрался в эту глушь не ради себя. Ищущие духовной поддержки добираются до него, хотя это и не так просто, на машине не приедешь, на самолете не прилетишь.
— Но кто они?
— А это тебе знать необязательно, — сказано это было с улыбкой, но я понял, что настаивать бесполезно.
На вторую ночь меня устроили не в жилище отшельника, а под навесом, вместе с братом Поном. Но у нас имелись толстые циновки и одеяла, так что переночевали мы просто отлично, несмотря на прохладу.
А утром, едва дав мне умыться, они взялись за меня вдвоем.
— Садись, — приказал наставник, и когда я опустился на землю, монахи расположились по сторонам от меня, каждый лицом ко мне, ноги скрещены, руки на коленях. — Глаза можешь закрыть, можешь оставить так, в любом случае больно не будет.
Он хихикнул, а я метнул в его сторону обеспокоенный взгляд.
Что еще он придумал?
— Но вот на меня испуганно таращиться не надо, — и брат Пон погрозил мне пальцем. — Только слушай и осознавай, большего от тебя в данный момент не требуется.
Брат Лоонг зашептал что-то, но голос его отдался у меня в правом ухе точно гром. Левое отозвалось болью, когда к бормотанию присоединился мой наставник, мурашки табунами побежали по спине.
Я слышал шорох листвы, далекие обезьяньи крики, стрекот насекомых, шуршание в траве в том месте, где наверняка возился какой-то мелкий зверек, собственное дыхание и непонятно откуда доносящееся тихое позвякивание.
Потом мое тело начало неметь, я понял, что не ощущаю прикосновения к земле. Попытался шевельнуть рукой, но осознал, что не в силах двинуть даже мизинцем, мускулы просто не слушаются.
Забыв об обете молчания, я попытался спросить, что происходит, но смог выдавить лишь жалкий кашляющий звук. Горло перехватило, и даже повернуть голову я не сумел, несмотря на отчаянные усилия.
Потом что-то произошло с ушами, они словно отключились, я перестал слышать вообще, оказался внутри кокона из полной тишины. А в следующий момент кокон лопнул, и звуки стали необычайно отчетливыми — в правом бедре отдавалось то царапанье, с которым острые коготки скребли землю, левое плечо колыхалось в такт медленному сердцебиению брата Лоонга, визг макак кулаком бил в живот.
Я словно воспринимал звуки всем телом, хотя не ощущал прикосновения одежды!
Уши зато будто ощупывали десятки пальцев, гладких и шершавых, грубых и нежных, дергали за мочки, проводили по внешней кромке, тыкали в завитки, щекотали и царапали, забирались внутрь, чуть ли не в центр головы.
Продлилось это несколько мгновений, и затем я вернулся в обычное состояние.
Обнаружил, что дрожу, антаравасака намокла от пота, а по лодыжке ползает муравей, нещадно щекоча меня лапками. Но обрадоваться я не успел, поскольку нечто произошло с глазами, связная картинка исчезла, возник набор разноцветных пятен, даже скорее концентрических кругов, что приходили с разных направлений, вырастали из неких движущихся точек, достигали определенного размера, а потом лопались, чтобы уступить место новым.
На мои барабанные перепонки обрушилась настоящая какофония: визг, писк, грохот, стрекотание, глухие удары вроде тех, что звучат при забивании сваи под фундамент. Я вскинул руки, чтобы защитить уши, но в тот же момент все кончилось, осталась лишь дикая боль в голове.
— Пожалуй, хватит, — сказал брат Пон и спросил что-то на незнакомом мне языке.
Брат Лоонг отозвался коротким смешком.
— Ты в порядке? — осведомился мой наставник. — Руки-ноги на месте? Голова?..
Эх, если бы я имел возможность говорить, я бы много чего сказал по поводу таких вопросов! А так мне оставалось только возмущенно сопеть да пытаться изобразить гневный взгляд.
Встать я смог только с помощью брата Пона и, оттолкнув его руку, кое-как проковылял несколько шагов. Потом уселся прямо на землю, на жесткий корень, зато прислонившись спиной к стволу и подальше от ужасных типов, сотворивших со мной непонятно что.
В этот момент я был готов проклясть их самыми жуткими словами.
— Что со мной произошло? — спросил я вечером, едва мне дали право говорить.
Мы сидели под навесом, тут же на жаровне, щедро заправленной углями, томился чайник. Брата Лоонга видно не было, судя по всему, он возился в святилище, молился или просто наводил порядок.
Боль в затылке к этому времени прошла, но чувствовал я себя все равно погано — одуряющая слабость тянула к земле, тошнота не давала проглотить ни кусочка, и время от времени я словно проваливался в темную яму, на несколько мгновений переставал понимать, кто я и где нахожусь.
Любой громкий звук вызывал у меня резь в кишечнике, а кожа сделалась необычайно чувствительной, словно на самом деле ее ободрали с меня, оставив только мясо и нервные окончания.
— Неужели ты не понял? — вопросом ответил брат Пон. — Все же так просто.
Я посмотрел на него угрюмо и беспомощно.
— Мы поменяли местами слуховое и тактильное осознание в твоем потоке восприятия, а затем проделали то же самое со слуховым и зрительным. На первой стадии ты воспринимал звуки с помощью тактильного восприятия, зато слышал телесные ощущения, потом ты увидел звуки и воспринимал через уши зрительные образы.
— Но этого не может быть!
— И это ты мне говоришь после того, что пережил? — брат Пон ударил себя ладонями по коленям.
Я открыл рот, собираясь заявить, что они меня загипнотизировали, что это была лишь сложная галлюцинация… Но затем осекся — да, касания действительно ассоциировались у меня с источниками звука, а концентрические окружности разных цветов зарождались точно в тех точках пространства, откуда приходил шум.
Неужели все произошло на самом деле так, как это описывает брат Пон?
