Для того чтобы понаблюдать за собой, просто не нашлось времени.
— Ничего, — сказал брат Пон, когда я открыл глаза. — Завтра попробуешь еще. Обязательно все получится… Теперь можно поговорить. Есть вопросы — озвучивай.
Некоторое время я сидел молча, понимая, что мне не очень хочется нарушать тишину, что в ней я чувствую себя теперь намного комфортнее, чем когда слышу собственный голос.
Но затем я встряхнулся и задал вопрос, мучивший меня давно, с самого начала нашего путешествия:
— Вот смотрите, вы меня учите… бодхи-просветление, дорога к свободе, прочее. Почему никто на Западе не обладает знанием, как проделать тот же путь?
— А кто тебе сказал, что не обладает? — брат Пон в обычной манере задрал брови едва не до макушки.
— Но…
— То, что ты не знаешь о чем-то, вовсе не значит, что таковой вещи не существует. Да, троица христианства, Бог Отец, Бог Сын и Дух Святой, — это вовсе не три тела Будды, Тело Закона, Тело Наслаждения и Явленное Тело, но это совершенно ничего не значит! — монах улыбнулся. — Я никогда не говорил, что наше учение — единственное верное и доступное людям. Есть и другие.
— Но почему…
— Почему тебе выпало учиться именно у меня, на другом конце мира? — продолжил брат Пон мой вопрос. — Для того чтобы узнать, отчего так, ты должен заглянуть внутрь. Давай…
В этот раз мое восприятие изменилось мягко и легко, без малейшего нажима. Замерцали тысячи дхарм, складываясь в узоры, созвездия, потоки, и одновременно я увидел реку, ту самую, над которой медитировал, с чистой водой, с заросшими осокой берегами.
И в этот момент я понял, зачем нужно было это упражнение и что лежит под обыденным сознанием, в глубине, что имеет место всегда, желаю я чего-либо или нет, ненавижу или нет, погружаюсь в поток образов или «отключаю» его, что за канат я представил с насаженными на него кольцами…
Понимание выглядело как вспышка ослепительного белого света.
А через миг я обнаружил себя на том же валуне в компании брата Пона, что жмурился сытым котом и едва не мурлыкал.
— Сознание-сокровищница, алая-виджняна, и есть единственная подлинная реальность, — сказал монах, и я не нашел слов, чтобы как-то это прокомментировать, только кивнул.
К разговору о сознании-сокровищнице мы вернулись ближе к вечеру, когда туристы исчезли и в лес вернулась тишина. Точнее, поскольку возможность произносить слова я сегодня уже использовал, получилась не столько беседа, сколько лекция.
— Днем ты совершил очень важный шаг, — начал брат Пон. — Пускай не слился в гармонии со Вселенной, не был осыпан дождем из цветов, зато осознал, что подо всем, что ты считаешь собой, лежит нечто остающееся, даже если убрать все, что ты собой считаешь: эмоции, ум, поступки, тело.
Монах подождал и, убедившись по выражению моей физиономии, что я чего-то да понял, заговорил:
— На самом деле слова для того, чтобы разъяснить все это, совершенно не нужны. Недаром рассказывают, что во время первой своей проповеди, повернувшей колесо Дхармы, Просветленный ничего не сказал, лишь продемонстрировал собравшимся цветок и улыбнулся. Из всех слушателей лишь мудрец Кашьяпа постиг смысл случившегося, он тоже поднял цветок и улыбнулся. Так что я вполне мог учить тебя без объяснений, только действиями, жестами, намеками.
Эта идея показалась мне дикой — как такое возможно?
— Но само по себе сознание-сокровищница есть у каждого из потоков восприятия, — продолжил брат Пон. — У тех, кто ныне осознает себя как животное, как голодный дух или даже как мучающийся в аду грешник, и занята она тем, что создает внешний мир, проецирует себя вовне.
Непонятно почему, но эта фраза вызвала у меня дискомфорт, словно монах сказал нечто гнусное, непристойное.
— И наша с тобой задача — прервать этот процесс, очистить сокровищницу от следов прошлых деяний, именуемых обычно «семенами», тем самых, что заставляют тебя действовать определенным образом. Если это удастся, то алая-виджняна окажется направленной на саму себя и тем самым обретет свободу, превратится в чистую, ничем не скованную мудрость.
Монах опять помолчал, буравя меня внимательным взглядом.
— Ладно, хватит с тебя на сегодня, — проговорил он, хлопнув себя руками по бедрам. — Скоро стемнеет, а там уж наступит время снова заняться полным осознаванием во сне…
Я вспомнил, чем закончилась вчерашняя практика, и невольно поежился.
Этой ночью бугров под моей спиной меньше не стало, хотя я днем нашел время, чтобы стесать палкой наиболее выдающиеся. Уснул я опять далеко за полночь и снова ничего не добился, видения мои оказались столь же бессвязными, лишенными осознавания, как обычно.
Утром же я вышел из пещеры в состоянии полного душевного дискомфорта.
«Что я здесь делаю? — хотелось закричать мне. — Ради чего терплю лишения? Пустота? Сознание-сокровищница? Дхармы? Недостижимое просветление-бодхи? Чепуха!»
Желание вернуться домой, даже не в Паттайю, а в Россию, накатило с такой силой, что я оказался на грани слез.
— Не придавай этому значения, — сказал брат Пон, случившийся рядом в тот момент, когда я едва не начал всхлипывать. — Твое сознание в данный момент несколько расшатано и подвержено сильным чувствам. Как мышцы, что болят после упражнений. Потом это проходит.
Во время завтрака, состоявшего из того же риса, к нам неожиданно подсел один из аскетов, тот, что носил одеяние буддийского монаха.
— Печально видеть, как братья идут ложным путем! — пылко заговорил он на довольно сносном английском. — Истинную практику хочу я преподать вам! Слушайте! Созерцание Благословенной Госпожи, Святой Тары, рождающейся из слога-зародыша ТАМ, который основывается на лунной сфере из чистого сияния, что находится внутри лепестков раскрытого лотоса!
И дальше он, захлебываясь от восторга и время от времени восклицая «Слушайте!», принялся описывать зеленое тело Тары, ее украшения из драгоценных камней, одеяния и прическу.
В какой-то момент я покосился на брата Пона — тот сидел с каменным лицом.
Аскет отстал только после того, как подробно изложил нам ритуал поклонения Таре, что совершается воображаемыми цветами и сосудами с благовониями, и то, как бесконечные лучи, исходящие от нее, заполняют пространство всех миров.
— Спасибо, — сказал мой наставник. — Это было очень познавательно.
Когда же обладатель оранжевой рясы отошел, брат Пон добавил:
— Это тоже путь, созерцание образов будд и бодхисаттв, их атрибутов и символов. Рецитация мантр и использование мудр, чтение священных текстов и совершение обрядов. Только он не для тебя, поэтому мы с тобой занимаемся совсем другими делами.
Я ожидал, что мы отправимся к тому же камню, где я получу новый урок, но монах неожиданно сказал:
