После свежих и очень ярких переживаний, насыщенных эмоциями, страхом, восторгом, радостью, обычная лекция о цепи взаимозависимого происхождения выглядела куском пресного хлеба рядом с роскошным блюдом из мяса, и мне приходилось напрягаться, чтобы не утерять нить беседы.
— А демоны на самом деле существуют? — осведомился я.
Брат Пон захохотал, раскачиваясь на месте и закрыв ладонями лицо.
— Я все ждал, спросишь ты или нет, — сказал он, немного успокоившись. — Когда-то давно я сам задал этот вопрос, и точно с такой же смесью надежды и страха в голосе. Существуешь ли ты?
— Ну… да…
— И они тоже. Я уже говорил, что во Вселенной найдется место для всего. Представь нечто, и оно существует — в некотором смысле, с одной точки зрения. Перемени эту точку, и то, что казалось несомненной реальностью, исчезнет, как пар на ветру. Пффф…
Я ощутил укол недовольства — ну почему он так любит издеваться надо мной?
Но тут же устыдился собственных эмоций и по въевшейся привычке отодвинул их от себя.
— Правильно-правильно, — брат Пон подмигнул. — И о практике не забывай. Вернемся к нашей цепи… Формирующие факторы, их так удобно сравнивать с семенами, что порождают растения, которые плодоносят и из плодов которых возникают новые семена… Обычно мы усиливаем и подпитываем этот бесконечный цикл каждым своим действием, любым поступком.
— Любым?
— Ну, так скажем, почти любым… Медитации, например, новых семян не создают. Но в созерцании всю жизнь не просидишь, хотя кое-кто из древних лет по десять стену разглядывал… Но есть способ в одно и то же время и быть активным, и не закручивать вокруг себя кармическую цепь все туже и туже.
От меня наверняка ожидался вопрос «и что это за способ?», но я промолчал, лишь поднял брови.
— Называется он «действие в состоянии Пустоты», — торжественно объявил монах. — Делать все то же, что всегда, но при этом не соотносить каждое действие с собственным «я», как мы это обычно делаем, максимизируя пользу, минимизируя вред для любимого эго, постоянно размышляя, что принесет ему тот или иной шаг.
Ну да, верно, даже самое простое занятие вроде той же вчерашней стирки идет под аккомпанемент мыслей о том, как мне будет хорошо, когда я с ним покончу и надену чистую одежду, сожаления по поводу того, что от грубого мыла дерет кожу, а от холодной воды ноют запястья и пальцы.
— Но останется ли тогда мотивация что-либо делать вообще? — спросил я.
— Если не останется, то предашься праздности, — сказал брат Пон с улыбкой. — Попробуй для начала добейся такого состояния, чтобы когда ты ешь, ходишь, разговариваешь, копаешь землю, внутри тебя не гремели сожаления, страхи и желания, а молчала Пустота, безличное спокойствие.
Я поскреб в затылке.
— Начни с введения этого элемента в то смри-ти, которым ты постоянно занят, — посоветовал монах. — Попробуй обнаружить то, что тебе нужно убрать, все как обычно. Созерцание, наблюдение…
Инструкции выглядели более чем четкими.
Вот только практика принесла не совсем тот результат, что я ожидал.
Занявшись медитацией на воображаемом дереве, которую практиковал раз в несколько дней, я обнаружил, что в процессе не перестаю думать о том, насколько я высоко продвинут, что я могу убирать сознание из тела и смотреть на себя со стороны!
«Установление в памяти» я выполнял, испытывая стремление взять под контроль собственные эмоции, стать их полновластным хозяином.
Даже полное осознавание я воспринимал как упражнение, позволяющее накачать духовные мускулы, и нечто схожее, ни разу не возвышенное, переживал, занимаясь и остальными практиками, которым меня научил брат Пон.
Никаким «действием в состоянии Пустоты» пока и не пахло, я выглядел законченным эгоманьяком, ничуть не лучше, чем обычный человек, озабоченный лишь повседневным.
Открытие это вызвало у меня приступ острого разочарования в себе.
Неужели все, что я делал, прошло бесследно?
Брат Пон по моей кислой физиономии наверняка понимал, что происходит, но вмешиваться и утешать меня не спешил. Возможности пожаловаться он мне тоже не давал, отлично понимая, что ничего хорошего и умного я сегодня не скажу.
Дождь прикатился стремительно, будто армада атакующих кочевников.
В вышине, где-то над вершиной скального обрыва, загрохотало, небо потемнело, и в следующий момент полило как из ведра. Мы добрались до пещеры за несколько минут, но за это время я успел промокнуть до нитки, и даже в сандалиях у меня хлюпала холодная вода.
— Что-то рано в этом году, — сказал брат Пон. — До муссонов еще больше месяца.
В путешествии я, откровенно говоря, потерял счет времени и даже не мог сказать, какое сегодня число. Осознал я такое положение дел только в этот момент, а еще понял, что оно меня нисколько не волнует, что подобные вещи незаметным образом потеряли для меня значение.
Надежда на то, что ливень окажется краткосрочным, умерла быстро.
Снаружи лило и лило, под струями раскачивались огромные листья алоказии, с козырька над входом в пещеру капало, и наше убежище постепенно становилось все более сырым и мрачным.
Эх, и когда я в последний раз спал на нормальной кровати?
— Вернейший способ отвлечь тебя от унылых мыслей — это заняться новым делом, — сказал брат Пон. — «Установление в памяти» ты освоил, но ведь есть еще один этап. Последний. Ты прошел желание и его отсутствие, ненависть и ее ликвидацию, странствие сознания по внешним объектам и его сосредоточение на самом себе. Осталось невежество.
Я с удивлением узнал, что мне предстоит намеренно культивировать неправильные воззрения, породить в себе искреннюю веру в то, что есть «я», вечное, неизменное, переходящее из жизни в жизнь, что все вокруг стабильно и что мир существует отдельно от меня.
— Можешь еще начать молиться каким-либо богам, но у тебя вряд ли получится, — тут в голосе монаха прозвучало сомнение.
Омрачив сознание подобным образом, надлежало внимательно разглядывать его, изучать, как оно функционирует в таком состоянии. Затем понемногу убрать невежество, растворить его пристальным созерцанием и практикой «это не я, это не мое» и смотреть, что выйдет в этом случае.
Все точно так же, как на предыдущих этапах, но все же по-иному.
— Я не верю, что у меня получится, — мрачно сказал я, когда брат Пон разрешил задавать вопросы. — Как я могу породить внутри себя нечто настолько эфемерное, откровенно иллюзорное? Можно ли вообще так вот создать искреннюю веру во что-то?!
— А что, те желания, с которыми ты работал, много вещественнее невежества? Обладают реальным существованием?
На этот вопрос я не нашел, что ответить.
— Наше сознание на самом деле всемогуще, — добавил монах. — Пробуй, и все. Другого пути все равно нет.
