— Старое тело твое умирает, — продолжил шептать брат Пон. — Новое растет… «Алмазные зародыши» проклюнулись, и это больно, очень больно, особенно учитывая, как быстро все происходит. Что обычно делается за годы, мы исполнили за месяцы. Спокойнее.
Боль вроде бы ослабела, но зато начались видения: лес из сверкающих металлических лезвий, что торчали со всех сторон и кололи при каждом движении, пылающая река, из волн выдаются морды тварей, похожих на хищных динозавров, запорошенные снегом и покрытые инеем камни, шагая по которым, ты оставляешь на них ошметки кожи с подошв.
Я находил силы, чтобы выбраться из каждого, но попадал в другое, не менее мучительное. Внутри головы гудело, словно там били в колокола, и воздуха не хватало, и до дрожи в руках хотелось пить, а еще лучше окунуться с головой в прохладную чистую воду.
Когда я немного пришел в себя, через щели в крышке люка уже не проникал свет, намекая, что снаружи наступила ночь.
Опершись на едва не подломившуюся руку, я ухитрился сесть.
— Полегчало? — спросил брат Пон. — Это надо просто перетерпеть, выждать. Пройдет само.
Я кивнул, не сомневаясь, что он увидит мое движение во мраке.
— Тогда не трать времени, работай, — продолжил монах, и голос его посуровел. — Жизнь твоя может закончиться уже этим утром, и я бы на твоем месте потратил ее остаток с толком.
Накатила волна горячей, душной паники, но я сумел с ней справиться, зашептал: «Это не я, это не мое». А затем перешел к медитации на растворение собственного тела в пустоте, на которую в последние дни не хватало времени.
В тот момент, когда от меня осталась лишь крохотная точка осознания, вновь начались боли и видения. Но то ли ударили они с меньшей силой, то ли я встретил их в другом состоянии, но на этот раз я не поддался, сумел пережить приступ, не теряя контроля над телом и сознанием.
— Молодец, хорошо, — продолжал меня поддерживать брат Пон. — Не сдавайся.
Начав «установление в памяти» с первой, давно освоенной ступени, я поначалу решил, что не справлюсь даже с ней — ни о какой отстраненности речь не шла, желание хватало меня точно великан и вертело как хотело без малейших шансов посмотреть на него со стороны.
Но затем дело пошло, я справился с собой.
Второй этап, третий…
— Хватит, — сказал брат Пон, когда я вознамерился погрузить себя в состояние невежества. — Оставь что-нибудь на следующую жизнь, ведь она имеет шансы начаться очень скоро.
Еще недавно такое замечание вынудило бы меня помрачнеть, но в этот момент я только улыбнулся.
— Давай-ка освоим еще одну полезную вещь, — продолжил монах деловым тоном. — Появятся вопросы — задавай. Наши охранники, а их двое, дрыхнут наверху без задних ног и голоса твоего не услышат.
Брат Пон снова удивил меня, на этот раз — тонкостью слуха.
— Эта практика называется «движение против потока», и исполняют ее вечером. Завершается день, заканчиваются дела, и перед тем, как отойти ко сну, ты усаживаешься в тишине и начинаешь вспоминать…
Из памяти предлагалось вызвать только что произошедшее событие, обстановку, в которой оно случилось, эмоциональный фон, собственные мысли и действия других людей.
Восстановить все с максимальной точностью, вернуться сознанием в определенный момент.
Затем реставрировать предыдущий, еще более ранний, и так исчерпать целый день в обратном порядке, не осуждая себя за неудачи, не гордясь какими-либо успехами, не пытаясь обнаружить ускользнувшие от внимания моменты.
— А для чего тогда это все? — спросил я, когда стало ясно, что у меня получается, и неплохо, вернуться в ту комнату, где нас допрашивали, увидеть мелкие детали, вплоть до шрамов на лице хозяина большого пистолета и желтого пятна в углу одной из занавесок.
— А догадайся? — вопросом ответил брат Пон.
— Тренировка сознания? — предположил я. — Чтобы оно стало еще более гибким? Осознание того, что настоящее мало чем отличается от прошлого в том плане, что не менее иллюзорно?
— В конечном итоге да, — согласился монах. — Так что давай, практикуйся.
Я собрался было последовать его указанию, но заметил краем глаза движение в углу подвала. Приглядевшись, обнаружил, что ко мне вдоль стенки ползет непонятно откуда взявшаяся змея, небольшая, сантиметров в сорок, темная, но с белыми пятнами позади головы.
— Не двигайся, — прошептал брат Пон, но я и не собирался шевелиться.
Страха не было, даже дискомфорта, лишь слабое удивление по поводу того, откуда взялась рептилия.
Змея подползла ближе и замерла, уткнувшись мордой в подошву моей сандалии. Некоторое время провела в неподвижности, точно раздумывая, что делать дальше, а затем двинулась обратно.
— Вот знак того, что ненависть, обитающая в тебе, постепенно сдает позиции, — голос брата Пона окрашивало глубокое удовлетворение.
И в самом деле, раньше всякая живность появлялась рядом со мной исключительно для того, чтобы укусить, оцарапать или хотя бы попытаться испугать лаем или рычанием.
Сейчас же все прошло несколько иначе…
Закончив с «движением против потока», я занялся медитацией на объекте.
Честно говоря, в темном подвале условия для практики у меня были куда лучше, чем во время пути через джунгли. Ничто не отвлекало — ни звуки окружающего мира, ни то, что нужно постоянно отводить от лица лианы или отгонять кусачих насекомых, ни необходимость смотреть под ноги.
Натертая пятка не беспокоила, и не ныли натруженные икры и бедра.
В углу помещения выросло хорошо знакомое мне дерево с пуком листьев на верхушке. Сознание мое понемногу начало двоиться, намекая, что скоро произойдет смена перспективы, но тут сверху долетели голоса, и люк открылся.
Я торопливо спрятал лицо в ладонях, изображая полное отчаяние.
— Завтра умрете! — гаркнули через дыру в потолке, и в этот момент я увидел себя со стороны, как бы «глазами» дерева: нелепое растение почти без ветвей в лохмотьях отслаивающейся коры.
Потом смысл слов ударил словно ракета «земля — земля», и моя концентрация рассеялась.
— И все-таки он соврал, — проговорил брат Пон, едва крышка встала на место.
Я глянул на монаха с удивлением: неужели нас не расстреляют?
— В том смысле, что мы умрем именно завтра, — пояснил он. — Завтра не наступит. Есть только сегодня. Никто не лишается жизни в будущем, всегда в настоящий момент.
Определенная логика в этом была, но не могу сказать, что она меня утешила.
Мысль о том, что через несколько часов меня ждет насильственная гибель, вызвала сначала недоверие, удивление, а потом смутную, тупую тревогу, что засела внутри как огромная заноза.
Попытавшись избавиться от нее, я до конца не преуспел, хотя и почувствовал себя легче.
