– Что тебе эти церкви? – неожиданно спросил дядя. – Я вот не люблю бывать в таких местах.
Оказывается, он тоже все это время думал о Тихвине.
– Любуйся лучше природой.
И Катька стала смотреть на многочисленные речки, ручейки и речушки, бывшие, кажется, главной достопримечательностью этих мест. Что еще ей оставалось делать? Когда в окне мелькнул очередной указатель, она не выдержала:
– Куда мы все-таки едем? Надеюсь, не в Вологду?
Вологда была пока самым дальним пунктом, о котором сообщали указатели. Спросила о ней Катя, конечно, в шутку. И очень удивилась, когда услышала в ответ:
– Именно туда мы и направляемся.
– Зачем?
Дядя не ответил. Молчал всю дорогу, пока они не въехали на территорию Вологодской области. Катька, кстати, невольно обратила внимание, что, несмотря на скромный быт, всюду были приветливые лица. И на улицах удивительно чисто: нигде ни бумажки, ни бутылки, ни даже крышечки.
Катя с дядей остановились у небольшого придорожного кафе. Встретили их как долгожданных гостей. Накормили вкуснейшими щами, а на второе дали по огромной котлете с гречневой кашей и грибами.
– А компот?
Не успел дядя пошутить, как появился графин с чудесным компотом, в котором плавали дольки осенней антоновки. Катька пила сок, тоже яблочный, и думала, что дома из одного стакана такого сока вышел бы литр, настолько здешний сок был концентрированным.
После обеда дядя заметно подобрел, и Катька рискнула снова поинтересоваться:
– Так зачем мы все-таки сюда приехали?
На этот раз он наконец ответил:
– Твой дед был родом из этих мест.
– Разве?
– Ты об этом, конечно, не знала.
– Я всегда считала, что дедушка был родом из Галича.
– Это мой отчим, – после паузы произнес дядя. – Он нас с твоей матерью выкормил, вырастил и, как говорится, поставил на ноги. Понятно, что ты его считаешь дедом. Мы с твоей мамой тоже Ивана Васильевича всегда звали папой. Родного отца мы и не помнили.
Удивлению Катьки не было предела. В эту семейную тайну ее до сих пор почему-то никто не посвятил.
– А куда же он делся? Я имею в виду твоего настоящего отца. Где он?
– Посадили его. Уже после войны, в пятьдесят третьем арестовали. Под самый Новый год – так бабушка рассказывала – беда случилась. У всей страны праздник, а у нас дома горе. Даже не знаю, веришь ли, по какой статье. А в те времена, сама понимаешь, что означало оказаться в тюрьме. Спокойно могли отца расстрелять. Но сколько мы в перестройку ни запрашивали архивы, ничего о нем так и не нашли. Совсем ничего. Даже не смогли узнать, какой срок ему дали и где отец его отбывал.
– Погоди, дядя, я что-то не пойму. А куда же он, этот ваш с мамой отец родной, потом делся? Ладно, арестовали, дали срок. Но ведь должен он был, в конце концов, выйти на волю.
– Вот не известно.
– Как это?
– Такие времена были, Катюша, что человек мог в лагере сгинуть, и следа не оставалось. Правду нам узнать так и не удалось. Хотя мне и маме твоей и бабушке этого ой как хотелось.
Катькиному изумлению не было предела. Да что там, если бы она была градусником, давно бы уже лопнула. Семейные новости казались настолько невероятными, что Катька даже стала подумывать, не шутит ли с ней дядя. Вообще-то он был человек веселый, мог и пошутить.
Ничего себе шуточки – остановила саму себя Катька. Отмахать шесть часов на машине, чтобы повеселить племянницу, а потом еще столько же, чтобы добраться до Вологодской области? Ради шутки двенадцать часов за рулем? Нет, такого просто не может быть. И тема уж больно деликатная. Кто шутит смертью родителей?
– Вроде был человек, а вроде и нет, – продолжал свое дядя. – Даже папка с личным делом его не сохранилась. Ничего мы с матерью не сумели разузнать. Ни по какой статье его арестовали, ни на какой срок. Ни-че-го.
– Бабушка мне об этом не рассказывала.
– Она и нам с твоей матерью ничего о нашем настоящем отце не говорила.
– Почему?
– Боялась. Мы же с твоей мамой маленькие совсем были, ничего не понимали. Маме твоей пять лет было, мне три. Могли и вовсе пропасть. Но судьба бабушку твою пожалела, хорошего человека ей послала – отчима нашего Ивана Васильевича. Он нас потом уже и воспитывал вместо отца.
– А он знал правду?
– Наверное, мама ему рассказала о своем первом муже. Хотя что она могла рассказать? Сама толком ничего не знала. Это уже в перестройку, когда проклятая советская власть была на последнем издыхании, стало возможным выяснить правду о судьбе близких. Тогда мне мама и призналась, что нас растил отчим, а родной отец наш Мельников Антон Степанович был арестован и, вероятно, расстрелян. Или как-то иначе погиб.
– Конечно, если бы не погиб, разыскал бы жену и детей.
– Всякое могло быть, – уклончиво ответил дядя. – А знаешь, твоя мама к поискам осталась равнодушна. Пару раз спросила, но когда узнала, что ни к чему наша затея не привела, как-то быстро успокоилась. Она всегда была очень привязана к отчиму. А мне вот правда о моем родном отце покоя не дает. Засело, понимаешь, в голове, что я должен родного отца найти. Обязан о роде своем узнать!
– Да ведь ваш отец уже мертв!
– А если не его самого, так хотя бы родню. Понимаешь? В общем, не мог я смириться, что ничегошеньки о своем отце не знаю. И еще показалось странным, что о нем в архивах КГБ ничего не было. А бабушка, кстати, считала, что его посадили за госизмену.
– А фамилию следователя, который вел его дело, бабушка знала?
– Нет. По ее словам выходило, что мужа арестовали у подъезда дома. Был обычный день, ничто не предвещало беды. Она, как обычно, помахала ему из окна и вдруг увидела, что рядом с мужем остановилась большая черная машина и из нее вышли двое. Один показал отцу красную книжечку, второй заломил ему руки. Отец даже не сопротивлялся – покорно сел в машину, и бабушка его больше никогда не видела.
– Но она пыталась выяснить, что произошло?
– В этот же день ближе к вечеру ей позвонил мужчина, который представился следователем. Он объяснил, что муж ее арестован по подозрению в госизмене. И посоветовал о нем забыть.
– Неужели бабушка послушалась?
– Она пыталась наводить справки. Бегала по следственным изоляторам, но всюду на запросы получала отказ. Такой человек нигде не значился.
– Ничего не понимаю. Разве такое могло быть?
– Если предположить, что отца сразу отправили в другой город, например в Петрозаводск, то, наверное, могло. Хотя странно, что информация об аресте не сохранилась. Но говорю же тебе, что мы в перестройку, когда об этом стали говорить открыто, ездили в центральный архив КГБ в Москву. И там тоже ничего не обнаружилось. Не было Мельникова Антона Степановича среди когда-либо задержанных ими граждан. Других Мельниковых – сколько угодно, а Антона Степановича нет.
