Лейфол пожал плечами, эти слова его не впечатлили.
«У нас есть своя собственная защита», – ответил он. – «Мы можем сражаться на своих собственных условиях, и гораздо дольше, чем ты думаешь. Никто никогда не брал эти стены. И у нас есть план побега в Залив Смерти. Мы защищены с обеих сторон. Именно поэтому Лептус никто никогда не мог захватить».
«Не льстите себе», – возразил Энвин, очевидно, он был расстроен. – «Никто никогда не захватывал Лептус, потому что вы находитесь далеко от пути и здесь нет ничего ценного».
Лейфол нахмурился, и Эйдан почувствовал, что разговор быстро ухудшается.
«Называй это, как хочешь», – ответил командир. – «Но мы свободны, а вы – нет».
«Пока», – сказал Энвин.
Лейфол долго дышал, кипя от гнева, пока, наконец, не продолжил.
«Взятие Дунканом Бариса – слабая стратегия», – добавил он. – «Никто не захватывает низменность. Это гиблое место».
Энвин не сдавался.
«Это лучшее место, чтобы укрыться от столицы», – ответил он. – «Андрос горит. Пандезианцы не знакомы с Барисом, и мы можем использовать каньон в свою пользу».
Лейфол всмотрелся вдаль и после долгого времени вздохнул.
«Возможно», – наконец, произнес он. – «Тем не менее, мужчинам Лептуса лучше сражаться с пандезианцами здесь, нашими собственными силами и спинами к Заливу Смерти. Моя работа – защищать моих людей, а не твоих».
Энвин нахмурился.
«А мы не один народ?» – спросил он.
Лейфол не ответил.
Выражение лица Эйдана ожесточилось.
«Наши люди нуждаются в вас», – настаивал он. – «Не здесь, за вашими воротами, а в открытом поле, где ведется сражение».
Лейфол покачал головой.
«Это ваша война», – ответил он. – «Разве это не революция, о которой я много слышал, начатая дочерью Дункана? Той самой, которая играет с драконами».
При упоминании своей сестры Эйдан ощутил жгучую потребность высказаться, больше не в силах молчать.
«Вы говорите о моей сестре», – возмущенно выкрикнул он в защиту Киры. – «И она только разожгла войну, которую вы все боялись начать, войну, которая положит конец нашей жизни в качестве рабов, которая, наконец, нас освободит».
Лейфол нахмурился и медленно повернулся к Эйдану.
«Следи за своим языком, мальчик. Ты не так уж и юн, и я заставлю тебя ответить за твои слова».
Эйдан не сдавался, чувствуя, что это его единственный шанс сразиться за своего отца.
«Не заставите», – гордо сказал он, выпятив грудь. – «Я – сын Дункана. И я не потерплю таких слов от вас. Моей отец, возможно, умирает там, а вы стоите здесь, теряя время на слова. Вы воин или нет?»
Глаза Лейфола широко распахнулись от потрясения, пока он смотрел на Эйдана.
Последовало долгое, напряженное молчание, пока, наконец, командир не сделал шаг ему навстречу.
«Ты новичок, не так ли?» – Лейфол окинул Эйдана взглядом с головы до ног, и Эйдан стоял, ощущая приступ волнения. Командир медленно чесал голову. – «Но ты стоишь за своего отца. Мне это нравится», – сказал он, удивив Эйдана. – «Я бы хотел, чтобы мои собственные сыновья были хотя бы наполовину такими же храбрыми, как и ты».
Эйдан почувствовал прилив облегчения, когда командир пристально посмотрел на него. Он чувствовал, что это его шанс внести вклад в дело и повлиять на судьбу своего народа.
«Я просил моего отца отправить меня с этой миссией», – ответил Эйдан. – «Потому что думал, что вы и ваши люди последуете за нами, что вы и ваши воины являетесь доблестными. Разве доблесть означает прятаться за воротами, ждать, пока враг придет к вам, пользоваться безопасным маршрутом?»
Эйдан сделал глубокий вдох, призывая на помощь всю свою храбрость, хотя в глубине души он трепетал.
«Вы можете пойти и присоединиться к моему отцу в величайшем сражении в истории, в величайшем деле вашей жизни», – сказал он. – «Или можете остаться здесь, прячась за своими воротами, делая то, что делают мальчики, а не мужчины. Что бы вы ни выбрали, я покину это место, вернусь и один буду защищать своего отца».
Лейфол долго смотрел на него, покраснев, после чего, наконец, покачал головой.
«Лучшая часть доблести, мальчик, заключается в том, чтобы знать, когда и где сражаться. Тактика твоего отца глупая».
«Мой отец освободил весь Эскалон до того, как вторглись пандезианцы».
«И где он сейчас? Просит нашей помощи!»
«Он никого не просит о помощи!» – возмущенно возразил Эйдан. – «Он предлагает вам подарок».
Лейфол фыркнул.
«Подарок!»
Его люди рассмеялись.
«И что же это за подарок?»
Эйдан не отступал.
«Дар доблести», – ответил он.
Лейфол долго рассматривал Эйдана, и мальчик стоял с колотящимся сердцем, зная, что судьба его отца зависит от этих минут, он пытался придать своему лицу храброе выражение.
Наконец, Лейфол улыбнулся.
«Ты мне нравишься, мальчик», – сказал он. – «Мне не нравится ни твой отец, ни его дело. Но кровь, которая течет в твоих венах, настоящая. Ты прав – здесь мы можем быть в большей безопасности. Но безопасность – это не то, для чего рождены мужчины».
Лейфол повернулся и кивнул своим людям, и вдруг протрубили в ряд рогов. Эйдан поднял голову вверх и увидел десятки воинов на зубчатых стенах, которые сделали шаг вперед, протрубив в рога, эхом вторя друг другу, пока, наконец, не открылись ворота.
Послышался грохот, и несколько секунд спустя появились сотни лошадей, бесстрашно едущих на бой. Наблюдая за ними, Эйдан почувствовал, как его сердце подпрыгнуло от предвкушения победы.
«Поедем к твоему отцу, мальчик», – сказал Лейфол, положив руку ему на плечо. – «И давай покажем этим пандезианцам, каковы мужчины Эскалона».
Глава двадцать третья
Дункан гордо бежал лицом к лицу с батальонами пандезианских солдат, сжимая меч и приготовившись к сражению. Рядом с ним находились десятки солдат, Кавос, Брамтос и Сивиг, и каждый из них храбро оказывал сопротивление приближающейся армии. Дункан знал, что это будет бойня. Но его сопротивление здесь даст основной части его сил драгоценное время, нужное им для того, чтобы отступить к каньону. Спасение его людей было для Дункана важнее, чем спасение своей собственной жизни.
Кроме того, Дункан знал, что они не смогут выстоять и дожидаться здесь приближения армии. Если они умрут, то умрут храбро. Дункан атаковал вместе со своими людьми, они все храбро бросились навстречу армии. Присутствие этих бесстрашных воинов рядом с ним приободряло его, каждый из них бежал в шаг с ним, ни один не колебался перед лицом смерти.
