Служанка забрала поднос с ужином для Эллины. Она всё ещё жила в доме коменданта, числясь важной свидетельницей по ряду дел государственной важности. Официально свободу её передвижений ограничивали по причине опасности для жизни гоэты со стороны преступников, неофициально — в качестве наказания за проступок с айгом и предупреждения попыток бегства и иных глупостей.
Брагоньеру тоже подали ужин, в том числе, бутылку с отравленным вином — она первая попалась под руку. Откупорив её, слуга удалился: прислуживать за столом не требовалось, только уносить грязную посуду и менять перемены блюд. Обычно их было две: основное блюдо и десерт.
Соэр внимательно, на просвет, оглядел бутылку, проверив равномерность опадения и однородность осадка — практически нет, как и должно быть. Цвет напитка и стекло тоже не вызвали нареканий. Наполнив бокал, Брагоньер принюхался, пытаясь отыскать малейшие отклонения от нормы — таковых не было, вино этого сорта пахнет именно так. Покачав фужер, осмотрел хрустальные стенки на вопрос крупинок и краски.
Не найдя ни тех, ни других, убедившись, что цвет, текстура и запах напитка не меняются при любых условиях, соэр признал вино пригодным к употреблению. На всякий случай, памятуя о прошлых временах, опустил на дно бокала перстень: он реагировал на наличие цианида, стрихнина, мышьяка и белладонны — то, чем в девяноста случаях из ста травили неугодных людей.
К мышьяку и стрихнину соэр себя постепенно приучил, так что традиционная доза не привела бы к летальному исходу, хотя и повлекла бы отравление, цианид отличал по запаху.
Брагоньер только успел отправить в рот первый кусок мяса, приправив его глотком вина, когда в комнату вошёл солдат и доложил, что из Трии местным Следственным управлением переслано письмо на имя Эллины Тэр.
Соэр повертел его в руках, вскрыл и извлёк пояснительную записку следователя. Сделав ещё глоток, мысленно отметив, что вино превосходное, он направился в комнату гоэты, читая на ходу сообщение соэра Конора. Брагоньер помнил его — толковый малый.
Итак, госпоже Тэр написала подруга, та самая, что отпиралась в помощи тогда ещё беглой преступнице. Что именно, Эллина прочитает ему сама.
Гоэта подозрительно взглянула на конверт, но, узнав почерк, успокоилась, расправив лист добротной почтовой бумаги.
— Это от Анабель, — пояснила она и незаметно почесала зазудевшую кожу. Наверное, какое-то насекомое укусило.
— Могу я прочесть его первым? — не дожидаясь разрешения, Брагоньер потянулся за письмом.
Эллину же заинтересовала баночка с бальзамом для губ.
Какая же всё-таки подруга заботливая, не забыла о подарке, скрасила её чёрные будни!
Не удержавшись, гоэта тут же открыла её, скользнула подушечками пальцев по ароматной субстанции, мазнула ей по губам…Так хотелось снова чувствовать себя женщиной. Все её баночки с кремами в Сатии остались, а зима неблагоприятным образом сказывалась на коже. Особенно губ.
Почему-то на мгновенье стало трудно дышать, резкая боль разлилась по рукам. Такая, что Эллина даже выронила баночку. Она испуганно взглянула на свои руки и закричала: кожа покрылась кровоточащими ожогами.
— Смойте немедленно! Сейчас же!
Гоэта вздрогнула, обернулась к Брагоньеру, отчаянно пытаясь стереть подозрительный бальзам. Кажется, часть его попала на слизистую — Сората, зачем, зачем она повела себя, как маленькая девочка при виде маминой косметики! Намазала сразу обе губы… А всё потому, что она так соскучилась по этим милым женскому сердцу мелочам.
Письмо валялось на полу, соэр торопливо обтирал ладони смоченным в питьевой воде платком. Присмотревшись, Эллина заметила, что на его коже тоже образовались волдыри. И сам он был какого-то странного цвета, будто кровь разом прилила к лицу.
— Это яд, госпожа Тэр. Письмо прислала не ваша подруга. К баночке тоже не прикасайтесь, или вы уже…
Он не договорил, почувствовав сильное головокружение и тошноту.
По телу прошла волна судорог, слившихся с сильнейшей болью в животе. Очаги боли начали двоиться, троиться…
Онемение холодком щекотало язык и горло.
Яд, он тоже проглотил яд, но какой? Что-то из тех злополучных редких десяти процентов, на которые не реагировал перстень, что-то без цвета и запаха, что не вызывало видимой химической реакции, иначе бы соэр заподозрил неладное.
Брагоньер задыхался, лишь усилием воли удерживая себя в вертикальном положении. Но долго это продолжаться не могло, и он сполз на пол.
Кожа постепенно немела; к тошноте прибавилось полуобморочное состояние и обильное слюнотечение.
— За магом. Яд в вине, — еле ворочая языком, пробормотал соэр.
Позабыв о своих ожогах, стиснув зубы, чтобы не скулить от ощущений, вызванных разрастающимися язвочками, Эллина шагнула к двери.
Странное покалывание внутри, которое всего через минуту превратилось в те же пугающие симптомы, что у Брагоньера.
На пороге её вырвало, прямо под ноги дежурившему у двери солдату.
Боль, тошнота и озноб слились воедино, будто всё тело стало раной. Её будто что-то сдавливало, раздирало изнутри, мешало дышать, а ожоги на руках заставляли скулить.
Всё, о чём сейчас мечтала Эллина, — это потерять сознание, уйти сразу, чтобы всё закончилось, а не умирать этой долгой мучительной смертью. Той же, что Брагоньер за её спиной.
Дышать было нечем, терпеть боль — невозможно, но боги не желали над ней сжалиться.
Скрючившись в три погибели, лёжа на полу, перепачкав лицо содержимым расчёсанных язвочек на руках, гоэта, словно в тумане, наблюдала за поднявшейся суматохой.
Резь в желудке усиливалась.
Около головы образовалась лужица из слюны, которая всё текла и текла, будто у бешеной собаки.
Тошнота накрывала её с периодичностью в несколько минут — блаженного времени затишья, когда Эллину немного отпускало.
Рвать было уже нечем, но её рвало.
Гоэта старалась не испачкаться в собственной блевотине, но яд сковывал члены, ограничивая движения.
Её подхватили на руки, обтёрли, спросили, что она съела или выпила.
— Бальзам и письмо, — прошептала Эллина, пугаясь тому, с какой скоростью немеют губы и рот.
Судебный маг опустил её на постель и насильно влил в рот какую-то горькую жидкость. Гоэту тут же вырвало в вовремя подставленный бледной служанкой таз.
Ту же жидкость её против воли заставили проглотить раз десять, затем волшебник закатал ей рукав, аккуратно проткнул кожу на месте локтевого сгиба, вставил туда какую-то трубочку и ритмичными нажатиями пальцев ввёл в кровь соломенную жидкость. Перевязав повреждённое место, он занялся ожогами на ладонях и крикнул кому-то за своей спиной:
— Смешайте одну часть танина, две части древесного угля, одну часть жжёного магнезита и скорее дайте сюда. И снотворного ей принесите!
