Мальчишка подбежал ко мне, а за ним примчался весело тявкающий щенок. Я снял шляпу, пиджак, жилет и отдал ему, после чего повернулся к священнику, который, похоже, не все понимал, глядя на меня округлившимися глазами:
– У вас есть фартук или что-то в этом роде. Не хочется рубашку пачкать.
– Погодите! Вы что хотите один отнести било на колокольню?
– Так и есть!
– Но вы не можете! Вы надорветесь!
– Так есть у вас что одеть?
– Есть. Фартук есть. Остался от богомаза, – голос молодого священника был настолько растерянный, что даже Алексей решил его пожалеть.
– Да вы не волнуйтесь. Дядя Сережа очень сильный! Вы бы посмотрели, какие он железки таскает! Мне их от пола не оторвать!
На отца Елизария слова мальчишки, похоже, произвели впечатление, и на его побледневшем лице снова появился легкий румянец. Он еще раз пробежал глазами по моим плечам и спросил:
– Атлетической гимнастикой занимаетесь?
– Есть немного. Так, я жду фартук.
Доставка колокольного языка на колокольню прошла без особых приключений. Когда я спустился вниз, то рядом с батюшкой уже стояла его жена, миловидная женщина, которая в отличие от своего субтильного мужа имела пышную фигуру.
– Моя супруга, Анастасия Никитична.
– Рад с вами познакомиться. Сергей Александрович.
Отец Елизарий только что не светился от радости.
– Большое спасибо вам, Сергей Александрович! Вы так меня выручили, что просто слов нет! Теперь прошу к столу! Чем богаты, тем и рады!
– Не надо! Я просто…
– Не обижайте нас, – поддержала мужа супруга. – Попробуйте наше скромное угощение. Это то малое, что мы можем вам предложить за вашу работу!
Пришлось идти за стол. Еда была обильной, сытной, но небогатой. Щи, вареное мясо, картошка, огурцы, капуста. Из питья – квас. За столом я поинтересовался школой, которую организовал священник. Как оказалось, на занятия, проводившиеся с понедельника по субботу, сейчас ходило шестеро местных детей. Под занятия отводилось три часа в день, правда, количество перечисленных предметов было весьма скудным. Закон Божий, арифметика, письмо и чтение. Уходя, я вручил священнику двадцать пять рублей на карандаши и тетрадки, так как в разговоре матушка случайно обмолвилась, что им приходится покупать все для занятий на свои деньги.
Когда мы все четверо вышли во двор, то увидели пьяного мужика, тупо смотрящего, в пустую телегу. Увидев нас, он развернулся, покачнулся, но, ухватившись за телегу, все же сумел устоять на ногах. Глядя на нас пьяно-удивленными глазами и что-то невнятно бормоча, стал тыкать пальцем в пустую телегу. Его вид был так потешен, что сердито сжатые губы отца Елизария сами собой раздвинулись в улыбке, а попадья и Алексей просто покатились от смеха.
В моей жизни появился Алексей и почти в то же время из нее исчезла княгиня. На нашей последней встрече она сначала сказала, что через неделю уезжает в Англию на три месяца к родственнице, а потом четко и даже по-деловому сообщила о разрыве наших отношений. У меня не было возражений. Единственное, о чем она меня попросила, так это проводить ее на поезд. Просьба подразумевала демонстрацию любовных отношений перед своими подругами. Так все и произошло. Пышный букет цветов, легкие объятия и небрежные поцелуи. Традиция была соблюдена, после чего я повернулся к уходящему поезду спиной и пошел в город. Выйдя на привокзальную площадь, достал часы, щелкнул крышкой.
«Времени в обрез. Надо брать извозчика, иначе не успею».
Быстро пробежал глазами вокруг. Площадь была буквально затоплена шумливой и пестрой вокзальной толпой. Торговки цветами, носильщики, железнодорожные служащие, кучка веселых студентов в темно-синих фуражках, что-то оживленно обсуждавших. Недалеко от них неровным строем куда-то шла группка девочек – воспитанниц в сопровождении двух классных дам. Мальчишка-газетчик, громко крича, продавал газеты. В привокзальной толпе было много офицеров, которые легко делились на две группы. У тех, кто отправлялся на фронт, вид был помятый после прощальной попойки, а взгляд злой и какой-то отчужденный, зато другие, в парадных мундирах и начищенных сапогах, с довольными лицами, вышагивали под ручку с дамами.
«Народу – море! И куда они все? Впрочем, чего это я! Ведь сегодня воскресенье!»
Сегодня был особый день. Правда, не столько для меня, сколько для сестры, которая наконец отважилась познакомить меня со своим Лешей. Через месяц ей исполнится восемнадцать лет, а это значит, ее ждет выпуск из пансиона и выход во взрослую жизнь. Ей надо было на что-то решиться. Или поехать к матери и выйти замуж за человека, который был старше ее на пятнадцать лет или остаться в Петербурге с Лешей, которому она явно симпатизировала. Она боялась, страдала и не знала, что ей делать. Наконец она решила снять со своей души часть тяжелой ноши и переложить на мои плечи. Именно так она выразилась. Мы договорились, что после того как заберу ее из пансиона, мы с ней поедем в парк, где члены рабочей ячейки проводили свое собрание под видом пикника. Алексей предложил ей прийти, так как хотел познакомить со своими товарищами. Она мне все это выложила, даже не сознавая, в какое положение может поставить своего кавалера, на что я с усмешкой подумал, что тот вряд ли будет в восторге, когда увидит меня рядом с Наташей.
«Впрочем, там видно будет».
Сегодня Наташа выглядела особенно хорошо. Легкое весеннее полупальто с большими светло-серыми перламутровыми пуговицами вместе с белой шляпкой отлично оттеняли василькового цвета платье. Черные изящные полусапожки довершали ее элегантный наряд. Она была привлекательна и сознавала это, но стоило ей увидеть мой восхищенный взгляд и невольно вырвавшийся возглас: «Какая ты у меня все-таки красавица, сестренка!» – как она смутилась и покраснела. Окончательно вогнал ее в краску проезжавший мимо поручик – драгун, ехавший во главе конной группы из шести солдат:
– Эх, хороша девица! – при этом он подмигнул и залихватски подкрутил ус. После этого громкого заявления люди, идущие по улице, тут же стали смотреть на девушку, приведя ее тем самым в еще большее смущение. Усмехнувшись про себя, я тихо сказал:
– Правду не скроешь, сестричка, особенно когда она у тебя на лице написана.
Она вскинула на меня глаза:
– Ты! Ты бессовестный… – Причем в ее голосе почти не было возмущения, если, только, совсем чуть-чуть. Я не дал ей договорить.
– Милая барышня, вы не позволите сопроводить вас в парк?
Наташа сделала строгое лицо, показывая тем самым, как она на меня сердится, и сказала сердитым голосом:
– Идемте, сударь.
Я заглянул ей в глаза и увидел, что в их глубине пляшут веселые чертики.
– Не притворяйся, я же вижу, что тебе приятно, красотка.
– Ты просто невыносим, Сережка, – и на ее губах появилась лукавая улыбка. – Как был в детстве вредным, таким и остался.
