– Что он еще может, кроме того, что пальцами гвозди сворачивает?
– Доску кулаком и ребром ладони рубит, а руку может так сжать, что из ногтей кровь выступит. Сам его хват испытал. У него пальцы твердые, словно из дерева выточены. Так что, Сергей Александрович, уважите общество?
– Пойдемте.
Японский дипломат в это время разговаривал с несколькими знатоками холодного оружия, но стоило нам подойти, как он замолчал и бросил на меня оценивающий взгляд. После короткого осмотра у него на губах появилась холодно-презрительная улыбка.
«Похоже, он меня уже приравнял к цирковому атлету».
Сначала мы на пару с телохранителем свернули кольца из гвоздей, потом разбили по нескольку толстых досок. К этому моменту ехидные смешки зрителей уже переросли в восторженные крики, заставив недовольно кривить губы японского дипломата. Последним испытанием стало сжатие друг другу ладоней. Мы сцепились руками, напряглись. Казалось, вот-вот у кого-то хрустнут пальцы, но ни он, ни я и не думали ослабить хватку. Нашла коса на камень… Две минуты, три, пять, а мы все стояли друг против друга, пока не поняли, что наши силы равны, тогда мы разжали захват, после чего японец, приложив руки к бокам, коротко мне поклонился. Я ответил ему таким же вежливым полупоклоном, отдавая уважение силе соперника. К этому моменту вокруг нас собрались все приглашенные гости. Меня поздравляли и трясли сразу за обе руки. Одна из молодых женщин, подскочив ко мне, расцеловала в обе щеки под одобрительные крики присутствующих. Когда восторг стих, сияющий, как начищенный самовар, Савва Лукич закричал:
– Господа и дамы!! Прошу всех к столу!! Первый тост мы поднимем за русских богатырей!! Ура-а-а!!
Все присутствующие поддержали его с таким воодушевлением, что у меня даже в ушах зазвенело, после чего толпа устремились к столам, где веселье продолжилось уже с чисто русским размахом.
Спустя три недели мы с матерью простились на вокзале с Наташей, уезжавшей на фронт, а на следующий день я посадил на поезд мать. Оставшись один, вдруг неожиданно подумал, что, несмотря на то, что сестра и мать уехали, ответственность, которую я несу за них, никуда не делась. Она тут, со мной. Для меня это было странно, так как возникшие между нами связи, с моей стороны, никак не подходили под понятие родственная любовь, хотя я старательно принимал участие в их жизни.
«Может, просто привычка?»
Так и не придя ни к какому выводу, я занялся своими привычными делами. Тренировки, тир, Публичная библиотека… Жизнь вошла в колею и, казалось, что будет катиться по ней привычно и дальше, как вдруг неожиданно пришла срочная телеграмма. Содержание ее было лаконичным: «Ваша сестра тяжело больна. Санитарный поезд выходит из Петербурга 25–26 сентября. Обратитесь к штабс-капитану Челищеву. Павленко».
Стоящий на дальних путях поезд я быстро нашел благодаря пожилому солдату – санитару, дымящему самокруткой, на которого мне посчастливилось наткнуться прямо у здания вокзала.
– Провожать кого собрались, ваше благородие? – напоследок спросил меня санитар. – Ежели так, то не торопитесь, мы только завтра отправляемся.
– В какое время?
– Не скажу. Только было всем сказано, чтоб в восемь утра были на своих местах. Папироски не будет у вас?
Я достал пятирублевую бумажку и дал ему.
– Благодарствую, ваше благородие!
– Челищева знаете?
– Как не знать! Он комендант нашего поезда. Правильный человек. С пониманием. Вы к нему по какому делу?
– Где его найти? – проигнорировал я вопрос.
– Найдете вагон с надписью «Аптека-Амбулатория», а рядом с ним жилой вагон, там врачи и медсестры. Там же и комендант.
– Спасибо.
Возле указанных мне вагонов я увидел группку из трех молодых людей, одетых в офицерские мундиры, только погоны у них были нестроевые, а серебряного галуна с зеленой выпушкой и просветами. На груди у них блестели нагрудные знаки с буквами «З.В.». Зауряд-врачи. Мне уже приходилось о них слышать. Студенты – добровольцы последних курсов медицинских университетов. Подошел к ним.
– Господа, не подскажете, где можно найти штабс-капитана Челищева?
Они с любопытством посмотрели на меня, потом один из них, яркий брюнет, ответил:
– Второе купе от входа.
Взобравшись по лесенке, я быстро нашел нужное мне купе и постучал. Спустя секунду щелкнул замок и дверь откатилась. У двери купе стоял офицер. Худощавое лицо, строгие светло-серые глаза, аккуратная короткая стрижка. Ворот гимнастерки был расстегнут, портупеи не было. На груди висел орден и крест, а на левой руке надета черная перчатка.
«Инвалид. Боевой офицер».
– Штабс-капитан Челищев?
– Судя по всему, вы это и так поняли. А кто вы?
– Богуславский. Сергей Александрович.
– Что вас привело ко мне?
Я протянул ему телеграмму. Он пробежал ее глазами, потом некоторое время смотрел на меня оценивающим взглядом.
– Почему вы не в армии? – тон его голоса была довольно холодным.
– Воевал с первого дня войны. Получил ранение в голову. Частичная амнезия. Теперь в отставке.
– Звание?
– Поручик.
– Что же это за ранение такое? Извините за сравнение, но при таких плечах вы вместо лошадей пушку потянете и при этом даже не вспотеете.
Своими словами комендант показывал, что не верит мне. Понимая и признавая за ним право говорить подобное, я решил сразу объясниться:
– Можно пройти в купе?
Комендант сделал шаг в сторону, не сказав ни слова. Войдя, снял шляпу и приподнял волосы с левой части головы над ухом, где находилась впадина – шрам от осколка австрийского снаряда, размером с детский кулачок трехлетнего ребенка. Капитан не только посмотрел, но и потрогал его пальцами, после чего спросил:
– Так что вы от меня хотите?
– Возьмите меня с собой!
Челищев потер правой рукой тщательно выбритый подборок:
– Поезд полностью укомплектован. Мест нет. Да и зачем вам ехать? Привезем мы вашу сестру. Через четыре-пять недель будем обратно в Питере.
– Мне надо сейчас.
– Я обязан Михаилу Дмитриевичу Павленко жизнью. Только поэтому вас возьму. Поедете в моем купе. Вещи?
– Мне собраться, что голому подпоясаться. Когда прийти?
– Поезд отойдет завтра утром в восемь тридцать. Оружие есть?
– Наган и кольт, американский.
– Возьмите запасные обоймы. Когда вас ждать?
– Завтра, в семь утра я буду у вас.
Глава 9
Поезд пришел в Минск в пять часов утра. Несмотря на столь ранний час, санитарный эшелон уже встречали. Десятки повозок с ранеными и санитарные машины заполонили пространство вокруг вокзала. Я вышел, постоял в тамбуре, потом опять зашел в купе. Где-то спустя полчаса появился штабс-капитан.