После ее истеричных выкриков наступила вязкая, напряженная тишина, прерываемая короткими, утробными стонами корчившегося на полу бугая.
«Все бесполезно. Взывать к совести, бить. Поздно».
Видно, к подобному выводу пришел и отец Елизарий. Он тяжело вздохнул, нарисовал в воздухе крест, затем сказал: «Мир вашему дому!» – после чего развернулся и вышел. За ним переступила порог учительница, окинув меня признательным, мне так показалось, взглядом.
«Красивые у нее глаза. Большие, черные, словно бархатные. И стройненькая. Надо будет с ней поближе познакомиться».
Как только они пошли к выходу из барака, я шагнул обратно в комнату. Причем момент выбрал удачный. В эту самую секунду отец мальчишки вставал с табурета.
– Ну, Сенька, паскуда, ты у меня сейчас…
В следующую секунду после удара в подбородок он отлетел в угол и там, закатив глаза, неподвижно замер. Несколько мгновений я стоял в ожидании реакции женщин, но те, бросив на меня по опасливому взгляду, сейчас старались смотреть куда угодно, но только не в мою сторону.
– Не обижайте мальчишку, а то ведь могу еще раз прийти, – с этими словами я быстро вышел.
Только успел выйти из барака, как попал на шумный диспут о пьянстве и несчастной судьбе русских людей, который сразу оборвался при виде меня. Священник с ходу переключился на меня:
– Сергей Александрович, вы же мне обещали! Я вам поверил!
– Петр Николаевич, что я вам обещал, то все выполнил.
– Как же так? Вы же ударили его бесчеловечно!
– Я вам что обещал? Вспомните. Не изливать гнева своего. Так я его без гнева ударил, а про кулаки у нас уговора не было. Вам и матушка подтвердит мои слова.
Священник некоторое время обескураженно молчал, потом сказал:
– Может, и так. Но все одно скажу: нельзя вложить силою в сердце человека правду Божию. Только добрым словом…
– Извините, Петр Николаевич, но у меня на этот счет иное мнение. Теперь пойдемте. Время позднее.
Спустя какое-то время мне позвонил профессор Иконников и сказал, что его друг, Николай Тимофеевич Пороховщиков, прямо рвет и мечет.
– Извините, Антон Павлович, не понял, что вы сейчас сказали.
– Это я так образно выразился. Судя по его возбужденному виду и нечленораздельным высказываниям, вы оказались правы. И теперь он хочет вас непременно видеть.
– Зачем?
– Если честно говорить, то не совсем его понял. И проще будет, если он это сам вам объяснит! Вы эту кашу заварили, вы ее и хлебайте, молодой человек! – по тону было видно, что он меня все еще не простил за тот вечер.
– У меня к вам просьба есть. Не будет ли среди ваших знакомых знатока легенд, связанных с кладами.
– Тут и думать нечего! Антошин. Михаил Васильевич. Он даже книгу хотел написать на эту тему, да вот все не собрался. Вам к нему.
– А где его можно найти?
– В его магазине. Он антиквар. У них с братом семейное дело. Владеют несколькими антикварными магазинами в Петербурге, а также в Москве и Нижнем Новгороде. Может, и еще где. Найду его телефон, а потом позвоню ему и договорюсь о встрече, а завтра, когда вы придете, скажу результат. Вас это устраивает?
– Вполне.
– Буду вас завтра ждать. До свидания.
В назначенное время я позвонил в дверь. Открыл мне хозяин квартиры, но стоило мне войти, как я сразу наткнулся на стоящего в прихожей Пороховщикова. Усталое лицо, всклокоченная борода, да и костюм на нем был явно рабочий, судя по его заношенному и мешковатому виду. В прошлый раз профессор химии выглядел куда импозантнее, в темно-синем костюме, белой накрахмаленной рубашке со стоячим воротничком и галстуке-бабочке.
– Здравствуйте, господа!
– Здравствуйте, Сергей Александрович, – поздоровался со мной хозяин квартиры. – Раздевайтесь. Мерзкая сегодня погода, не правда ли?
Не успел я ему ответить, как ко мне, оттеснив хозяина квартиры, протиснулся Пороховщиков и, ухватившись за лацканы моего пальто, которое я еще только расстегнул, начал возбужденно говорить:
– Скажите, а режим термообработки…
В этот самый момент вмешался Иконников:
– Николай Тимофеевич, мы же с вами договорились! Все разговоры за столом, за стаканом горячего чая.
– Договорились, договорились, – недовольно пробурчал профессор химии, отступая в сторону, с весьма недовольным видом. – Я только…
Иконников замахал на него руками, и Пороховщиков, что-то бурча про себя, скрылся в проеме двери, ведущей в столовую.
– Никакого с ним сладу нет последнее время. Сам на себя стал не похож. Одна надежда на вас, Сергей Александрович. Угомоните наконец этого старика.
– Вы мне обещали телефон антиквара. Вы помните?
– Сейчас прямо вам и отдам, а то забуду, – он порылся в кармане жилетки и протянул мне визитную карточку. – Звоните ему на работу. У него кабинет при магазине и там же хранятся все его записи. Он будет рад поговорить с вами. И идемте, наконец.
Как я и предполагал, тихого чаепития не получилось. За столом говорил только один человек. Николай Тимофеевич Пороховщиков. Проведя ряд экспериментов, которые по большей части подтвердили правильность моих слов, он желал знать, откуда мне стало известно об этом сплаве.
– О каком сплаве вы говорите? Ничего такого не помню! Вы точно уверены, что это я вам о нем рассказал?
Тут оба профессора вытаращили на меня глаза. Сейчас они даже были у них не круглые, а квадратные, от изумления. Я же продолжал ковать, пока горячо:
– Честно говоря, я об этом вам раньше должен был сказать, господа. У меня время от времени появляются провалы памяти.
При этих словах я сделал самые честные глаза, на которые был способен. Первым пришел в себя Иконников:
– Вы не помните того, что рассказали об этом металле… как его…
– Не о металле, а о сплаве мы говорим, – подправил своего приятеля профессор химии. – Вы его еще тогда назвали дюраль, Сергей Александрович.
– Тогда? Простите меня, господа, но, честное слово, не знаю о чем речь. Мне очень неловко, но вы меня премного обяжете, если мы больше не будем об этом говорить.
Если Антон Павлович смотрел на меня с жалостью, то его приятель, похоже, начинал злиться.
– Этому господину, видите ли, неловко! Антон, ты только на него посмотри! Он же просто увиливает от ответа!
– Друг мой, не горячись ты так! А если все так и есть, как говорит, Сергей Александрович! Мозг ведь…
Я встал.
– Господа, извините за то, что принес вам беспокойство. Разрешите мне откланяться.
– Погодите, Сергей Александрович! – вскочил вслед за мной со стула хозяин квартиры. – Не обижайтесь на нас, ради бога! Я вам искренне верю! А Николай пусть так и остается Фомой неверующим!
