Книга Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь, страница 27. Автор книги Йенс Андерсен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь»

Cтраница 27

В Швеции и вправду наступили новые времена, и за пределами пещеры и мастерских Рождественского Деда. В кильватере краха на Уолл-стрит 1929 года Северную Европу поразила безработица и всеобъемлющий кризис в сельском хозяйстве и промышленности. И все же в Швеции – во всяком случае, среди более молодой части населения – проклевывались ростки надежды. Одни считают, что причиной оптимизма стала большая стокгольмская выставка 1930 года, где с помощью архитектурного функционализма визуализировалось новое время и новые мысли, новые здания в крупных городах, развитие автомобилизма, радио и звукового кино. Другие объясняют веру в светлое будущее приходом в 1932 году к власти социал-демократов. Мечту о Швеции – Народном доме нарисовал Пер Альбин Хансон, когда за четыре года до этого рассуждал о всеобщем благосостоянии, о том, что «в хорошем доме» нет «ни любимчика, ни пасынка, ни привилегированных, ни угнетаемых». Переход от бедности к обществу всеобщего благосостояния – феномену, который теперь неотделим от понятия «шведскость», – начался в 1930-е годы и охватил всю страну.


Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

Стокгольм, 1933 г., счастливая семья. В письме к шурину Гуннару перед его свадьбой с Гуллан в 1931 г. Стуре замечает: «Испытываю неукротимую потребность сказать тебе, что брак – чудесный дар, который природа изливает на двух людей, созданных друг для друга, – и не только во время медового месяца». (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)


Некоторые проницательные и наделенные воображением читатели рождественской истории в приложении к «Стокгольм тиднинген» за 1933 год, возможно, сочли, что футуристический Рождественский Дед символизирует новую шведскую власть, партию, которая год назад, благодаря обещаниям перераспределить общественные блага и предоставить гражданам равные права и возможности, образовала правительство. Неужели анонимный автор веселой рождественской сказки и правда нарядил в большую бороду и наушники премьер-министра социал-демократов Пера Альбина Хансона? Пожалуй, это чересчур вольное толкование литературного дебюта Астрид Линдгрен, пришедшегося на 17 декабря 1933 года, хотя старый добрый Санта-Клаус в ее исполнении весьма «продвинут», а то, что Рождественский Дед может следить за каждым гражданином с малых лет и выступать в роли стража нравственности, заставляет задуматься:

«Поскольку Калле уже давно плохо себя ведет, он не получит рождественских подарков».

Морализаторство

В творчестве Астрид Линдгрен совершенно отсутствовало то, что она сама называла морализаторством и историями для воскресной школы. Но первые пару лет автору рассказов для «Ландсбюгденс юль», по-видимому, было трудно освободиться от старомодного нравоучительного тона, от фигуры ментора-повествователя: она с этим выросла, в ее смоландском детстве такие сказители водились и на хуторе, и среди родни. Дома, в квартире на Вулканусгатан, рассказывая истории Лассе и Карин, она редко прибегала к проповедям. А начать рассказывать историю могла когда угодно и где угодно, вспоминает Карин Нюман:

«Мама никогда специально не садилась рассказывать. История всегда из чего-то рождалась. Единственное исключение – перед сном, когда она должна была развлекать Лассе или меня чтением или рассказами. Она или сама что-то придумывала, или пересказывала, что знала».

В семье Линдгрен не было недостатка в ниссе и троллях – волшебных существах, приходивших из смоландских тайников памяти Астрид, из скандинавских народных сказок, из книжек с картинками Эльзы Бесков и Йона Бауэра, стоящих на полках, к которым прилежно обращались дети, Астрид и Стуре в 1930-е годы. По словам Карин Нюман, ее отец однажды отправился за новым костюмом, а вернулся с иллюстрированным датским двухтомником сказок Андерсена, который они читали и перечитывали. Андерсен всю жизнь простоял на полках Астрид Линдгрен рядом с другими любимыми в семье классиками:

«Конечно же, мы читали иллюстрированные книжки Эльзы Бесков, наверняка прочитали все, а прежде всего Андерсена – мама читала и пересказывала нам его сказки, особенно „Маленького Клауса и Большого Клауса“, но я лучше всего помню „Огниво“. И конечно, у нас были „Винни-Пух“, „Доктор Дулиттл“, „Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями“, Марк Твен, шведские народные сказки, „Тысяча и одна ночь“, сатирические сказки Факира Фальстафа, и журнал „Среди ниссе и троллей“ мы получали регулярно. Рассказы Астрид всегда возникали экспромтом, под влиянием момента. Если она и преследовала какую-то дидактическую цель, это прошло мимо меня».

Устные рассказы Астрид никогда не были поучениями, а ее идеалы воспитания – застывшими формулами. Педагогику Линдгрен нельзя назвать ни старомодной, ни современной, утверждает Карин Нюман; она – продукт здравого смысла, с которым воспитывали саму Астрид и двух ее сестер и брата в Нэсе:

«Воспитание мое наверняка было самым обычным. Папа совершенно в это дело не вмешивался, я ведь была „послушной девочкой“, а если меня надо было поругать, этим занималась Астрид. Скорее всего, ее идеал воспитания в то время соответствовал родительской модели: абсолютный авторитет старших, но без ненужного вмешательства в жизнь ребенка и без муштры. От меня требовалось делать книксен перед взрослыми, молиться по вечерам и, по сути дела, беспрекословно слушаться родителей. Но при этом меня так неумеренно хвалили, что в пять лет я сама научилась писать и сочиняла маленькие истории и прочее в этом роде».

Позволяя себе морализировать в разговоре с детьми, Астрид чувствовала, что они видят фальшь насквозь. С литературной точки зрения это означало, что дидактические пассажи в детских сказках и историях не просто избыточны, но свидетельствуют о недооценке способности детей самостоятельно мыслить. Этот опыт стал краеугольным камнем творчества Астрид Линдгрен. Влияние Лассе и Карин на формирование взглядов Астрид прослеживается в ее многочисленных наблюдениях за детьми. Записи об этих наблюдениях сохранились в «кассовой книге», дневниках и письмах друзьям и знакомым. По прошествии многих лет Линдгрен иногда вспоминала отдельные моменты, когда Лассе или Карин понимали, что мама читает мораль. Так, в середине 1950-х годов Астрид рассказала в интервью одной шведской газете о записочках с пожеланиями, которые всегда писала Лассе и Карин, когда те были детьми, чтобы они знали, чего хочет мама:

«Как-то раз, когда дети были маленькими, я закончила записочку кротким пожеланием иметь „двух послушных ребятишек“. На что мой сын совершенно справедливо заметил: „Где мы тут вчетвером-то поместимся?“ Так что я это пожелание вычеркнула».

Другое такое происшествие, записанное Астрид на последних страницах «кассовой книги», случилось на Рождество 1930 года – первое Рождество Лассе в Швеции, – в Нэсе. Как всегда, на столе у Эриксонов стояло блюдо под названием лютефиск, и, как всегда, Астрид при виде студнеобразной рыбы едва не вывернуло, но сын явно не разделял ее чувства:

«Он поел рыбы, чего я никогда не могла заставить себя сделать. Я похвалила его и прибавила, что Рождественский Дед наверняка скажет, что он молодец. Лассе ответил: „Хм, а что он скажет тебе?“»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация