Учителя тут же в школу побежали. А директор бежал и на меня всё оглядывался. А Астя подходит и говорит:
– То собаку распугаешь, то учителей… И не жалко?
А я посмотрел на неё серьёзно и говорю:
– Полезли на крышу, и чем выше, тем лучше.
– Зачем это? – спрашивает Астя, а взгляд такой любопытный-любопытный.
– Зачем-зачем, – будто бы переспрашиваю я. – Подвиги совершать. Ты где больше любишь совершать подвиги?
– Дома, – говорит Астя. – Когда никто не видит. Посуду, там, помыть…
– Посуда – это не подвиг, это керамика, – говорю. – Топай за мной.
Астя стала руками размахивать и топать громко. Теперь вам ясно, почему мы друзья? Я тоже топал. Так мы протопали по лестнице наверх, а какая-то тётенька высунулась из-за двери и давай возмущаться:
– Неслыханно! Неслыханно!
Я тогда Асте говорю:
– Топай ещё громче, вон той тётеньке до сих пор не слышно ничего.
А Астя говорит:
– Раз не слышно, я могу достать дудку и подудеть, – и она достала из рюкзака дудку и подудела.
Тётенька тут же дверь захлопнула – услышала наконец-то. Это всё потому произошло, что она телевизор смотрит – это я по глазам увидел. Чем чаще смотрят телевизор, тем громче его включают, это такое глупое правило.
Влезли мы шумно на крышу – смотрим, а её всю заполонили какие-то существа. Маленькие, не достают мне до колен, пушистые, цвета укропа. Они потеснились, чтобы нас не задевать, и дрожат.
– О, – говорит один из них, – Кимка и Астя. А вы хотите подвиг совершить?
– Мы за этим сюда и пришли, – говорю я. – Но если вас всех нужно сбросить с крыши, даже не надейтесь.
– Злые у тебя мысли, – говорит один укропчатый. – Ты просто перережь вот эту верёвочку, – и руки мне протягивает.
Смотрю, а у него руки связаны. И все укропчатые давай руки протягивать, и у всех они связаны.
– За что вас так? – спрашивает Астя. – Может, справедливо?
– Несправедливо! – громыхнули все укропчатые, а первый продолжает:
– Это один наш там король взял нас сюда – отправил, руки связал – был в плохом настроении. А потом сам так расстроился, что от грусти исчез куда-то.
Я взял из Астиного рюкзака ножницы, верёвочку перерезал и говорю укропчатому:
– Теперь давай, остальных освобождай.
– А это, – говорит укропчатый, – не моё дело. Я трусливый и подвигов совершать не умею.
Так мы с Астей совершили сто пятьдесят восемь подвигов, а эти пушистые говорят:
– Теперь домой нас ведите, а то мы одни боимся.
– Что мы будем там делать? – спрашиваю. – Мне и здесь, на крыше, неплохо.
Эти пушистые задумались – наверное, им тоже было неплохо на крыше. И один придумал:
– Мы будем королю этому мстить. А то что он?
А другой добавляет:
– Дорога только не близкая. Король этот самый портальчик-то открыл и смылся. Теперь только пешком через ближайшие переходы. А на крыше действительно неплохо.
Ну, и мы пошли мстить. Я впереди, Астя позади – чтобы наши укропчики не растерялись. А то они разбегаются время от времени, а потом аукают – найтись не могут. Через месяц в один переход зашли – а там ни солнца, ни луны, темень, только наши пушистики аукают. Через два месяца в другой переход попали, там какие-то окна, окна, и вот через них всё лезешь и лезешь. Так эти укропчатые приплюснут морды к стеклу и давай рожи корчить – не оттащишь.
Пришли где-то через полгода к ним домой, а этот король, цвета морской капусты, сидит один на троне и сахарную палочку жуёт.
– О, – говорит, – мстить пришли. Привет. Сейчас я палочку дожую, и мстите на здоровье.
А у укропчатых лица радостные такие, и у короля этого лицо радостное. Чувствую: сейчас мы отомстим, и все с королём обниматься полезут – так рады.
– Мсти, – говорит один, – Кимка, скорее! А то мы его давно не видели!
И кто-то верёвочку протягивает, а король цвета морской капусты руки вперёд выставил. Я ему их перевязал, и укропчатые наши запрыгали от радости.
– А теперь, – говорит кто-то, – давай, Астя, режь! – и ножницы протягивает.
Астя перерезала, и теперь все запрыгали, и этот, цвета морской капусты, – тоже. И давай обниматься. Я этого самого короля из толпы выудил, приподнял и говорю:
– А за что ты их так, на крышу-то?
– Не помню! – говорит король. – Давно это было. Вы бы шли быстрее – может быть, вспомнил бы.
А внизу укропчатые кричат:
– Отпусти его, отпусти, это мы так играли, идите уже домой.
Астя говорит:
– Вы нам хоть портальчик откройте, мы пойдём.
– Портальчик-портальчик, – хмыкает король этот. – Он раз в тысячу лет открывается. Вот вам мешок сахарных палочек, нет, два мешка, и вообще-то спасибо.
Тут откуда-то один пушистый выбегает, такой, цвета варёной сгущёнки, и говорит:
– Я с вами пойду. Я переходы знаю и симпатичный. С вами я буду один и такого-больше-нет, а тут я белая ворона. А я пернатым быть не хочу.
Я кремового Асте в рюкзак посадил и говорю всем:
– Ещё раз увижу на крыше – там и оставлю. У нас крыши не для того строили, чтобы на них всякие укропчатые прыгали, а для того, чтобы ими дома заканчивались.
Пришли мы ещё через полгода домой, у меня все телевизор смотрят, а папа ещё и спит. Только брат Демид мячик пинает и пошатывается (толком ещё ходить не научился). Увидел меня и говорит:
– Дядя.
А я ему:
– Не дядя, а Кимка. Между прочим, я твой брат. Это так, для сведения.
Демид взял меня за палец и мячик стал уверенней пинать. А мама говорит:
– Найди себе, Кимка, чего-то в холодильнике и пожуй. Ты же сообразительный.
Я открыл холодильник, а тут откуда-то пушисто-кремовый выскакивает и говорит:
– Я, Кимка, у тебя в холодильнике жить буду. Только ты по ночам не пугайся. Я, может, в спячку впаду, так что ты из-за меня не переживай.
Забрался в коробку для овощей, свернулся колобком и уснул рядом со свёклой. Тут я к себе в комнату пошёл, а мама переключает канал и говорит:
– Ой, а у тебя, Кимка, завтра ведь день рождения. Одиннадцать лет. Приглашай кого хочешь, я торт сделаю с надписью «ТВ».
А я поправляю:
– Десять. Я год проскочил, когда в космос летал.
Папа случайно проснулся и говорит:
