Выглянув из-за угла ближайшего, желтого цвета, одноэтажного корпуса, он увидел метрах в тридцати перед собою подиум открытой сцены, задняя часть которой была ограничена деревянной аркой-раковиной. Перед сценой для зрителей были устроены длинные скамьи без спинок, врытые в землю, а «стены» этого театрика под открытым небом составляли все те же морщинистые стволы сосен. Ни одного человека на скамьях не было, зато дальше, за сценой, сосны расступались, и там открывалась большая, залитая солнцем площадка, на которой находилось множество людей. Однако, как следует рассмотреть, что там делается, мешали деревья и раковина эстрады. Нужно было подобраться поближе.
Никем не замеченный, Димка проскочил до сцены и, не раздумывая, взлетел на нее по короткой крутой лесенке. Сначала он хотел выглянуть из-за края арки, но тут же увидел в самой глубокой части раковины дверь, через которую, наверное, во время представлений и концертов должны были выходить к публике артисты. Из дверной филенки, скорее всего, специально была выломана небольшая дощечка. Через эту импровизированную амбразуру из-за сцены можно было великолепно наблюдать за всем, что творилось в «зале». А что касается Димки, то он, оставаясь никем не замеченным, мог через ту же дыру отлично видеть и слышать все, что происходило позади летнего театра. Его наблюдательный пункт, поднятый метра на полтора от земли, давал великолепный обзор.
* * *
Ничего особенно потрясающего он не увидел.
Зрелище более всего напоминало ему торжественную линейку в школьном дворе перед началом учебного года.
По трем сторонам большой прямоугольной площадки отрядами разных возрастов выстроились ребята. Каждый отряд возглавлялся молодым парнем или девушкой лет двадцати.
На одной из коротких сторон площадки возвышалась небольшая деревянная трибуна, рядом с которой высоченный флагшток уносил в голубое небо красный флаг. На трибуне стояло человек пять вполне взрослых людей. Лица их светились радостным возбуждением.
Некоторую странность картине придавала только одежда, в которую были облачены все, находившиеся на линейке. Опять же – никаких тебе джинсов или кроссовок. Все больше какие-то мешковатые брюки, простых цветов футболки или рубашки, блеклые платьица, сандалии, кеды… На головах у многих Димка увидел смешные белые панамки, зато на шеях у всех – и у ребят, и у взрослых, были повязаны красные платки.
«Погоди, погоди… – вдруг сообразил Димка. – Да это же не платки! Это… Как их… Галстуки!»
Ему тут же припомнилось, как дед рассказывал, кажется, что-то такое про эти самые красные галстуки. В его детстве их носили члены какой-то детской организации. А еще дома у Димки хранилась первая, прочитанная им самостоятельно года три назад, иллюстрированная книжка «Старик Хоттабыч». Там на цветных картинках главный герой – Волька Костыльков – как раз изображался в красном галстуке.
«Ну да! – окончательно вспомнил Димка. – Пионерами они еще назывались. Но это ж когда было! А эти-то чего вырядились?»
Между тем перед Димкиным взором происходил целый ритуал. От каждого отряда какой-нибудь мальчик или девочка подходили к трибуне и рапортовали стоящему там дяденьке (может быть, тому самому директору) о том, что такой-то отряд построен.
«А то без этого не видно!» – мелькнула в голове у Димки ехидная мысль.
Каждый рапортующий, остановившись перед трибуной, поднимал согнутую в локте руку с распрямленной ладонью чуть выше лба и так держал ее все время своего краткого доклада. Димка сначала решил, что они глаза от солнца загораживают, но потом догадался – это у них приветствие такое прикольное!
Наконец, докладчики кончились, и над площадкой воцарилась тишина.
«Ребята! – с подъемом произнес в микрофон тот, кого Димка окрестил про себя «директором». – Второй раз за три дня я собираю общий сбор лагеря, чтобы сделать новое, очень важное и радостное сообщение!»
По рядам ребят после этих слов как будто прошелестел ветер.
Выдержав маленькую паузу, директор продолжил свою речь с еще большим чувством, и было совершенно ясно, что чувство это не надуманно, не сыграно, а действительно идет у него из души.
«Сегодня… – почти срывающимся от радости и одновременно торжественным голосом бросал он в ряды мальчишек и девчонок разделенные интригующими паузами слова, – шестнадцатого июня… тысяча девятьсот шестьдесят третьего года… в Советском Союзе… вновь осуществлен запуск космического корабля… с человеком на борту!»
Тут весь строй ребят просто взорвался радостными криками, многие от восторга буквально подпрыгивали на месте, бросали в воздух свои белые панамки, а некоторые даже обнимались…
На Димку начала находить оторопь. Но, не от того, что он видел, хотя это и было странно, а от того, что он услышал и что начало доходить до его сознания.
«СЕГОДНЯ, ШЕСТНАДЦАТОГО ИЮНЯ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО ГОДА…», «СЕГОДНЯ, ШЕСТНАДЦАТОГО ИЮНЯ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО ГОДА…», «СЕГОДНЯ, ШЕСТНАДЦАТОГО ИЮНЯ ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО ГОДА…» – бухало, будто колоколом, у него в мозгу.
Оратор между тем поднял руку, призывая всех успокоиться, и, когда установилась относительная тишина, продолжил с ликованием: «Корабль пилотирует… первая в мире женщина-космонавт… гражданка Советского Союза… Терешкова Валентина Владимировна!!!»
Что тут опять началось!
А Димка повернулся к своей наблюдательной амбразуре спиной и, как будто лишившись последних сил, сел на корточки, обхватив голову руками.
«…Тысяча девятьсот шестьдесят третьего года… Советский Союз… первая в мире женщина-космонавт…»
«Нет!!! Не может этого быть!!!» – хотелось закричать Димке, но то, что продолжало доноситься из репродуктора, словно специально хотело убедить его в обратном.
«Совет пионерской дружины лагеря, – звучал уверенный голос директора, – решил обратиться к дирекции, партийному и профсоюзному комитетам завода, на котором славно трудятся ваши родители, с предложением о переименовании лагеря. Предлагается переименовать наш пионерский лагерь из «Звездочки» – в пионерский лагерь имени Валентины Терешковой!!! Согласны, ребята?!»
«Да-а-а-а!!!» – радостным криком ответили сотни детских голосов…
* * *
Он бежал. Не в какое-либо определенное место, не с каким-нибудь обдуманным намерением, а просто так, от отчаяния, – куда глаза глядят. Механически он ловил взглядом на бегу все новые и новые подтверждения того невероятного обстоятельства, что каким-то манером ему удалось провалиться во времени почти на пятьдесят лет в прошлое.
Вот он миновал аллею, вдоль которой, справа и слева были установлены стенды с портретами каких-то мальчиков в красных галстуках. Под портретами имелись довольно пространные тексты, но Димка сейчас находился не в том состоянии, чтобы их читать. В глаза бросились только написанные крупными черными буквами имена и фамилии: Володя Дубинин, Леня Голиков, Валя Котик, Марат Казей… Они ровным счетом ни о чем Димке не говорили. В конце аллеи, который, скорее всего, был ее началом, имелся транспарант, извещавший: «Аллея пионеров-героев». Димка понял, что ничего не знает об их подвигах.
