– Мэм, вам плохо?
Мэрибет было сорок четыре года, она перенесла инфаркт и шунтирование. Она сбежала из дома, и ни муж, ни лучшая подруга не попытались с ней связаться. И даже плавать она не может. Да, черт возьми, ей плохо!
– Все нормально, – выдохнула она.
Мэрибет напряглась и вылезла из воды, и даже не упала, когда поднималась по лестнице. Дойдя до раздевалки, она вспомнила, что все ее вещи в шкафчике Дженис. И что она забыла полотенца.
Она сидела, дрожала на скамейке, и вдруг кто-то накрыл ей плечи полотенцем.
– Держите.
Ответить Мэрибет не смогла. Не потому, что она еще едва дышала и тряслась, а потому, что ее снова застали врасплох. У нее получилось держаться на воде, болтать ногами, немного даже грести, но именно плыть, по сути, не получилось. Как она могла этого не предвидеть?
– Надо вас согреть, – сказала Дженис и повела к душу. Мэрибет долго стояла под горячей водой, пока из нее не вымыло весь холод, печаль и пустоту. Потом она вытерлась, чувствуя себя настолько выжатой, будто несколько дней плыла кросс.
Дженис к этому времени уже оделась и собралась. Мэрибет извинилась.
– За что вы извиняетесь? – спросила Дженис.
Мэрибет промолчала, и она продолжила:
– Сколько прошло после операции?
Мэрибет сначала удивилась. Ну разумеется, она же раздета, а вся ее история болезни высечена на теле.
– Семь недель.
– Это совсем мало.
Даже если бы Мэрибет это удалось, излишне самонадеянно было думать, что она вот так вот войдет в воду и поплывет, наверное, как и считать, будто она сможет сбежать без последствий.
Мэрибет отдала Дженис полотенце. Белое, как флаг капитуляции.
42
Позднее в тот же день Мэрибет открыла почтовый ящик, чтобы поискать там номера страховок родителей. От Джейсона она уже ничего не ждала. Поэтому увидев его сообщение, на миг подумала, что он, наверное, специально выждал ровно столько времени, сколько ей было необходимо, чтобы пережить все стадии горя, и написал, когда ей стало не то чтобы хорошо, но хотя бы все равно.
Но это была явная паранойя.
Джейсон бы не приложил столько усилий.
Темы у письма не было, но была скрепочка, символизирующая прикрепленный файл. Что это, письмо с мольбами вернуться? Или документы на развод?
Ладно. Десять вдохов, чтобы успокоиться. Раз, два…
Руки взлетели к клавиатуре, открыли сообщение, скачали прикрепленный файл. Мэрибет начала читать. Первая строка оказалась до тошноты знакомой.
До рвотного спазма в горле. Мэрибет оттолкнулась от стола. Чтобы не заблевать библиотечный компьютер.
Почти через пять недель после того, как она ушла, и неделю после того, как написала, Джейсон переслал ей записку, которую она оставила ему перед уходом. Вот так вот просто. Письмо вернулось отправителю.
Вот что она для него значит? Вот что значит для него ее отсутствие? Ему и добавить нечего? Удосужился лишь швырнуть в нее обратно ее же слова?
Мэрибет толком не помнила, что тогда впопыхах написала, но теперь, снова увидев первую строку… Она закрыла окно, стерла письмо, очистила корзину, замела все следы.
Хотя то, что Джейсон сделал, она стереть не могла. И даже не могла поверить в такое.
Потом она сидела и плакала, слезы высыхали, их следы на щеках начинали чесаться, и она начинала верить. С чего вдруг Джейсону отвечать ей? Разве он предложит взять на себя груз ответственности, если раньше никогда этого не делал? С чего ему начинать сейчас, после того, как Мэрибет совершила этот непростительный поступок, лишив себя всякого права на мученичество и отдав это право ему. На блюдечке. Как всегда.
Мэрибет даже не знала, почему она надеялась на что-то другое. Но она надеялась.
Она не знала, чего ждала. Но не этого.
43
Дорогие Лив и Оскар,
Простите меня.
Прошу меня не ненавидеть.
Я всегда буду вашей мамой
Я была вынуждена
Я ушла потому, что
44
На следующий день Мэрибет под блеянье телевизора снова устроилась на диване в гнездышке из одеял. Дженис позвала ее в бассейн, но она отказалась. Тодд с Санитой спрашивали, поедет ли она вечером в магазин, но Мэрибет не ответила. Еще раз позвонила Дженис и спросила, удалось ли найти нужные сведения, но Мэрибет от нее отделалась. Позвонил Тодд, она не стала брать трубку. В третий раз позвонила Дженис, сказала, что у нее, вероятно, будут новости, предложила встретиться на следующий день и обсудить. Мэрибет сказала, может быть. Пришло эсэмэс от Саниты с вопросом, хочет ли она в субботу на хипстерскую ярмарку. Мэрибет не ответила.
«Вы в порядке?» – снова написала Санита.
– Не знаю, – вслух сказала Мэрибет.
А потом пришло эсэмэс от Стивена.
«Хотел узнать, как ты. А еще начинаю паниковать из-за подарка Мэлори. Чуть не купил ей кресло в виде банана».
Мэрибет улыбнулась впервые с… наверное, с тех пор, как в последний раз видела Стивена.
Она вспомнила про ярмарку, Санита говорила, что это как распродажа Этси. Вообще-то, вполне вероятно, что там удастся найти для Мэлори что-нибудь приличное.
«Отойди от этого кресла подальше», – написала Мэрибет.
И скинула одеяла.
Пошел подальше этот Джейсон.
45
Когда Дженис предложила встретиться в клубе и обсудить новости, касающиеся поиска ее матери, Мэрибет подумала, что ей так просто удобнее. Дженис работала в школе рядом с ним и часто ходила плавать в обеденный перерыв.
– Только сланцы обязательно возьмите, – предупредила она, – чтобы грибок не подцепить.
Мэрибет плавать больше особо не собиралась, но из уважения к Дженис купальник все же взяла.
Когда Дженис начала раздеваться, Мэрибет переоделась вместе с ней, чтобы избежать неловкости.
– Новости, возможно, будут хорошие, но я пока не хочу, чтобы вы надеялись на многое. Пока все неопределенно, – начала Дженис.
– Что именно?
– Детский дом Аллегейни, один из самых старых в Питтсбурге, который все еще работает в сфере усыновления, сказал, что у них была девочка с датой рождения, как у вас.
– Я?
– Возможно, – ответила Дженис. – Но надо больше данных, чтобы проверить. Номера страховок родителей, например.
