Он потопал ногами, сбивая грязь с сапог.
— Ладно, выпью с вами. Мне говорили, что Профессор Джерри Томас придумал новую штуку, под названием «Том и Джерри».
— Он — лучший бармен в здешних краях, — сказал Клив. — Пойдемте внутрь. — В баре он снова посмотрел на здоровяка. — Возможно, я ошибаюсь, но теперь, когда я разглядел вас при свете, ваше лицо кажется мне знакомым.
— Сомневаюсь, чтоб вы видели меня больше одного-двух раз. Я работал на вашего отца.
Лицо Клива стало холодным.
— Вот как? Я не думал, что с тех времен у него остались друзья.
Но здоровяк был невозмутим.
— Я — Гейб Френч. Вы-то меня не знаете, но ваш отец знал. Пару раз, когда дела оборачивались неважно, он меня выручал. — Френч попробовал питье. — Он был славный человек.
— Его обчистили до нитки, — сказал Клив с горечью.
— Это точно… и вас заодно. Но вы хорошо сработали, когда Блэка пристрелили. Он на это давно напрашивался. — Френч кинул быстрый взгляд на Ван Валена. — Приходилось с тех пор еще стрелять?
— Когда нужно было.
— У вас есть сноровка, друг мой. Я ведь видел это, знаете ли. Вы просто повернулись и выстрелили, не целясь… мгновенная реакция. Вы просто повернулись и выстрелили… прямо в яблочко.
К ним присоединился Аллен Джонс.
— Я должен вам обед. Желаете получить?
— Мистер Джонс… Мистер Френч…
Френч протянул руку.
— Вас я тоже знаю, мистер Джонс. Знавал вас еще в те времена, когда вы шорничали, делали седла.
— Я делал хорошие седла, — сказал Аллен Джонс с оттенком гордости. — Это здорово приятно, — добавил он. — Нет ничего лучше, чем работать с хорошей кожей. Я вернусь к этому занятию когда-нибудь.
— Пообедаете с нами? — предложил Клив Френчу.
— Нет, благодарю. Я продаю мулов людям, отправляющимся в Калифорнию, и вот-вот, пожалуй, сам тоже решусь двинуть туда. — Он поставил стакан на стойку и повернулся к Кливу; — Хотите поехать со мной? Вы там сможете поправить свои дела.
— Я знаю, когда смогу поправить свой дела. Я останусь здесь.
Когда Гейб Френч ушел, Джонс повернулся к Ван Валену и ухмыльнулся.
— А знаете, кто такой этот человек… которого вы наняли перенести вас через грязь? Он — самый крупный торговец скотом в этой части страны. Самый богатый человек в городе, если не считать старого Шото.
— Я понимаю, почему он так богат, — задумчиво сказал Ван Вален. И поставил свой стакан на стойку. — Ну что ж, я готов сейчас пообедать.
— Самая лучшая кухня — здесь, в «Плантаторе», — сказал Джонс, — но самое лучшее представление — чуть дальше по этой улице. Там появилась новая девушка, откуда-то с востока. Настоящая красавица. Танцует, поет как ангел, играет на аккордеоне… Ее зовут Прескотт, Лилит Прескотт.
* * *
Театр-ресторан был переполнен, но официант провел их к столику у самой сцены, потому что сразу узнал Аллена Джонса, а Клив Ван Вален был явно того же покроя.
Клив огляделся по сторонам и уныло подумал, что если нынешняя полоса невезения затянется, то скоро он уже не сможет обедать в таких местах и играть в номерах «Плантатора». Ему придется ставить капканы на волков или сносить дома на береговом обрыве.
Все что угодно, лишь бы не это. Он недовольно разглядывал девушек на сцене. Танцевали они не особенно хорошо, но их нижние юбки вертелись вихрем так соблазнительно, что его досада постепенно сменилась нарастающим интересом.
Блюда были великолепны, а «Шато-Марго»
[25]
— выдержанным. Он понемногу успокаивался. К их столику подсел Дик Харгрейвс, уже довольно известный на реке человек, и заказал вторую бутылку вина.
— Подождем, пока не увидим Лили, — сказал он. — В этой девочке есть что-то особенное.
Джонс засмеялся.
— Это каждому видно. Только, кажется, никто еще не разобрался, насколько особенное… Э-э, да вот и она! — он показал рукой.
Лили двигалась с легким дерзким изяществом. Сразу бросалось в глаза, что в ней действительно есть что-то, недостающее другим девушкам — потому что, помимо подлинной красоты и вот этой дерзости, она еще имела стиль.
Ее глаза скользнули по толпе, и она запела «Подожди фургона», ведя сольную партию. Танец ее превзошел все ожидания Клива. Да, где бы она ни училась, но учили ее хорошо… Он резко выпрямился в кресле и долил себе в бокал вина.
Клив Ван Вален, которому доводилось любоваться балетом в Париже, Вене и Риме, прекрасно видел, что умеет она куда больше, чем требует от нее незамысловатая программа. Где-то, когда-то она потрудилась от души, чтобы научиться всему.
Заинтересовавшись, он влился взглядом в ее лицо. А она, увлеченная музыкой, забыла обо всем… и тут их глаза встретились. Ее взгляд на мгновение остановился на нем, а потом скользнул прочь.
Действительно ли она увидела его? Огни рампы были не слишком яркие, так что разглядеть его она могла, тем более, что он сидел рядом со сценой. Ему казалось, что она его заметила — рассмотрела и тут же отвела ему точное место в каталоге… и ему, и его друзьям: перекати-поле, игроки, всегда с пустым карманом.
— Я говорю — не больше трех, — заявил Харгрейвс.
— Чего трех? — спросил Клив.
— Нижних юбок… Джонс считает, что она их носит не меньше четырех.
— Четырех? Мне очень жаль, джентльмены. На ней их надето шесть.
— Шесть?! — воскликнул Джонс. — Ты с ума сошел, Вал! Тебя ввели в заблуждение кружева. Никак не больше четырех!
Харгрейвс поставил стакан.
— Лучше не спорь с ним, Аллен. Судя по тому, что я слышал, Клив — настоящий эксперт во всем, что связано с дамами такого сорта. В любом случае, как тут докажешь, кто прав?
— Слушай, — Клив с трудом отвел глаза от девушки на сцене. — Я уже выиграл у тебя обед и совсем не против нагреть тебя еще малость. Ставлю сотню, что на ней не меньше шести нижних юбок!
— И как ты это докажешь?
— Пойду за кулисы и выясню. Согласен на пари?
— Если я пойду вместе с тобой.
— Это справедливо. — Клив поднялся. — Пошли!
За кулисами было людно. Бегали туда-сюда девушки, более или менее раздетые. Здесь не было настоящих уборных, просто ширмы высотой до плеч, и за каждой ширмой какая-то из девушек снимала платье или переодевалась.
Клив Ван Вален прокладывал в толпе дорогу с уверенностью человека, для которого не существует неудобных ситуаций. Двое игроков следовали за ним.
Найти Лилит Прескотт было нетрудно. Она тоже переодевалась за ширмой, над которой виднелись ее голова и верхняя часть плечей, а над головой висело на шнурах изысканное платье, которое вот-вот должны были надеть на нее, опустив сверху. Снаружи перед ширмой стояла костюмерша, чтобы принимать одежду по мере того, как Лилит будет ее снимать.
