Книга Виденное наяву, страница 95. Автор книги Семен Лунгин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Виденное наяву»

Cтраница 95

И вот, вспоминая все это, я думаю: «А как я его заметил? Почему я обратил на него внимание?» Да потому, наверно, что он существовал в море с естественностью нефтяного пятна, в полном подчинении его ритму, его текучести, его колыханию. Он был един с водой, но не в позиции пловца, властвующего над ней, а в рабском подчинении, лишенном целесообразности и смысла. Он бы растворился в воде, стал бы ее частью, разбавил бы собой этот горько-соленый ужас, если бы смог… Видимо, противоестественность его поведения, гибельная слиянность с морем исподволь и запала в сознание, когда я краем глаза зацепил этот черный шарик, возвращаясь на пляж.

Когда человек полностью во власти бесчеловечной стихии – он мертв.

Когда отлетает душа…
«Стихи приходят в полусне…»
Стихи приходят в полусне,
В за¸рзанной поре рассвета,
Как всплеск реки, как вспышка света,
Как взрыв нежданный на войне.
И просыпание печально.
Ни то ни се, ни бред, ни явь.
Они явились изначально,
Враждебным сном, мой сон поправ.
И эхо сшибки тайных истин,
Моей и сотворенной мной,
Гремит, как грохот палых листьев,
Как крик птенцов,
Как гул земной…
14 сентября 1975
«Сегодня спозаранку…»
Сегодня спозаранку
Впервые, ей-же-ей,
Я видел над Фонтанкой,
Над пасмурной Фонтанкой,
Летела над Фонтанкой
Армада журавлей.
Огромный угол в небе
Приколот к облакам.
Штук тысяча, не менее,
Наверняка не менее,
Поверьте, что не менее,
Птиц трепыхалось там.
Вдруг ветер резко дунул,
Со свистом взялся дуть,
Как будто птичий угол,
Пунктирный острый угол,
Вонзенный в небо угол,
Ему таранил путь.
И было неизвестно,
Кто обгонял кого.
Но сразу стало тесно
От серых туч навесных,
От стаи птиц небесных,
От ветра самого.
Полдень
Потные медные трубы старых недвижных сосен
Зеленую липкую жижу сосут из горячей земли
И брызжут длинными иглами в низкое пыльное небо…
Задохшийся в жарком лесу навытяжку август стоит.
Конец лета
Множество птичьих теней мечутся в жухлой траве,
Желтые стрелы разят кленовые робкие листья,
Блекнет чуть видный кусок совсем уже мертвой луны…
Боже, как призрачна эта безгласная жизнь!
«Я к храму подошел. Окрест…»
Я к храму подошел. Окрест
Уж разносился благовест…
…Я вспомнил явственно, как встарь
Вверху орудовал звонарь.
С абстрактной тихостью лица,
Прикосновением слепца
Стозвонный яростный хорал
Из медных звуков собирал.
И вдруг, упершися ногой,
Задорил доску под собой,
Чтобы ударил в нужный миг
Многопудовейший язык
И вязким медом в небеса
Гуд баса гулко пролился.
И сколько бы ни слушал я,
Тревожилась душа моя:
Ведь всякий раз в колоколах
Импровизация жила…
Увы, все просто нынче тут —
Мотор, рубильник и редуктор,
Как электричество включат,
Тотчас колокола звучат,
Звонок огромный в небеса
На колокольне поднялся.
Но даже голубей вокруг
Не вспугивает этот звук.
Осень в Летнем саду
Я понял смысл осенней желтизны,
Когда свинцом набрякло тяжко небо
И в Лету кануло былое лето,
И ждать зимы день ото дня должны.
Какая безысходность, если б не был
Багряным клен и медными кусты.
Когда б не золотом покрытая заплатно —
Земля была б несчастна и худа.
И эти, будто солнечные, пятна
Отводят мысль от Страшного Суда.
3 октября 1973
«Отсюда с верхотуры…»
Отсюда с верхотуры
Весь город виден сразу,
И смысл архитектуры
Теперь понятен глазу.
Так, верно, дирижеру,
Что смотрит партитуру,
Слышны звучанье хора,
Напев фиоритуры.
«Открыть секрет…»
Открыть секрет,
Как мое отчество,
Когда вас нет?
Семен Одиночество.
«Голосят по покойникам лишь деревенские бабы…»

Илье Нусинову

Голосят по покойникам лишь деревенские бабы.
Мы молчим. И стыдимся, когда навернется слеза.
Мы сильны. Мы готовы опять на любые забавы.
Потому что быть слабым и плакать по мертвым нельзя.
Так откуда же взял я такую бесстыдную силу,
Что прославил словами несметную муку мою?
Как решился на то, чтоб душа по тебе голосила?
Почему причитаний моих о тебе не таю?
Или все же мой голос не знает звучанья иного
И отчаянно тверд даже в этой посмертной тоске?
И так много молчанья вместилось в короткое слово.
И бессрочное горе сомкнулось, замкнулось в строке.
«И вот пролетело полгода…»
И вот пролетело полгода,
Уже пролетело полгода.
Не оглянешься, как пролетело.
Словно все это было сегодня.
Только на душе стало спокойней,
Нет того ужасного страха,
Как быть, как жить, как сказать.
Нет того ужасного груза,
Который мчал крейсер
С приспущенным флагом на мачте.
Нет этой дикой и противоестественной
Перспективы завтрашнего дня.
Когда об этом думаю,
А думаю каждый день,
Потому что прошло полгода
И сердце еще не остыло.
На днях хоронили урну
На Новодевичьем кладбище,
В могилу моих, в мою,
Которой я признан хозяином,
Как записано крупными буквами
В кладбищенском реестре.
Когда разрыли могилу и
С маленького кирпичного склепика
Сняли два кирпича,
Я увидел чистое помещеньице,
Лишь чуть припорошенное землей,
Два горшочка, две криночки,
Голубую и белую,
Стоящие плечом к плечу
Вот уже столько лет.
Это прах моих мамы и папы.
И криночки чуть подвинулись,
Не отойдя друг от друга,
Чуть подались к стене, пропуская
Еще один звонкий горшочек.
И стал он там прочно рядом
И тоже плечом к плечу,
И тоже к стене потеснился,
Осталось немного места,
Которого хватит и мне.
Мои его очень любили
И знали давно до войны,
И всегда мне тогда казалось,
Что любили больше меня,
Потому что был пустейший,
По словам моего отца,
Но я ему не завидовал,
Я им всегда восхищался…
И вот прошло полгода,
Уже пролетело полгода,
Не оглянешься, как пролетело.
А дом как стоял, так стоит,
И снова мы здесь все рядом,
И снова к плечу плечом,
И снова сидим в тесноте,
В живой тесноте и обиде,
Что нет его с нами тут.
А в доме все, как прежде.
Ничего не прибавилось в доме,
И не убавилось ничего.
Все, кто бывал, тот с нами,
Все, кого любил, тот любит,
Все, кто помнил, тот помнит.
Тот, кто знал, не забыл,
И Рита жарит вырезки,
И девчонки глядят с изумленьем
На всех, кто сидит за столом,
С знакомым мне изумленьем,
С его изумленьем, с которым
Глядел он всегда на жизнь.
И Саша пришел с гитарой,
И Михаил Давыдович сидит,
Как всегда, прямо,
Как всегда, словно на приеме
Королевы Елизаветы.
И Толя мчится на поезд
Переделывать свой сценарий,
И Рита печет пироги.
И сценарий одобрили,
И даже премию выдали…
Значит, все, как прежде?
Нет!
«Душа отлетела…»
Душа отлетела,
И холодом сковано тело,
И крематорские печи
Его отогреть не смогли,
И только сожгли…
Как пемза, безрадостен пепел,
В горсти он поместится весь,
Он выпал в осадок, как взвесь
В жизни сухом растворе —
Горе!
Спалили до тла,
Чтоб душа не смогла
Вернуться туда, где была…
Как в улей сожженный пчела.
……………………..
А овцы все жрут и жрут сено…
4 августа 1975.
«Когда постыло плоти быть…»
Когда постыло плоти быть
Заплатанной постылой плотью,
Когда устанет тело стыть
И станет ветхим, как лохмотья,
Когда проруха, все круша,
Охоча лишь к лихому худу,
Как быть тебе, моя душа?
Куда теперь податься духу?
Тогда потрать остаток сил
Враз, не по нищей нашей мере,
Чтоб умереть, удостоверясь
Навек, что ты и вправду жил.
«Когда отлетает душа…»

Когда отлетает душа, человек долго следит за ней. Так долго, насколько хватает зрения. Поэтому он остается лежать с выражением глубокой сосредоточенности и пристальности.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация