— Держим темп, ребята, держим!
Но чуда, увы, не случилось. Вездесущий Бобби Халл, который забил две первые шайбы в этом матче, похоронил надежды советских хоккеистов, сделав хет-трик за восемь секунд до конца игры.
Отдавший этой игре всего себя без остатка, Александров шел по коридору в раздевалку, когда рядом с ним поравнялся Тихонов и сказал:
— Ведь можешь играть, если захочешь.
Эту фразу Александров потом держал в голове до конца серии. И в итоге в оставшихся четырех матчах, которые советские хоккеисты все выиграли, забил еще одну шайбу и сделал две голевые передачи. И в списке бомбардиров сборной в той серии занял пятое место — на его счету было три забитые шайбы и четыре голевые передачи (а открывал этот список Валерий Харламов с семью голами и восемью передачами). Так что на родину Александров возвращался если не главным героем, то, во всяком случае, и не аутсайдером.
13 января 1978 года, пятница, Москва, Неглинная улица
Вернувшись из турне по Америке, хоккеисты сборной СССР были распущены по домам. Правда, их отпуск длился не долго — спустя неделю должен был возобновиться чемпионат СССР, поэтому всем игрокам надлежало спустя несколько дней после прилета быть на своих базах. У ЦСКА первая игра должна была состояться 18 января в Москве с горьковским «Торпедо», а первая тренировка была назначена за день до игры. Но поскольку матч не обещал быть сложным (ЦСКА после 16 туров занимал 1-е место, а горьковчане 6-е, отставая от лидера на и очков), многие армейцы решили использовать это время максимально — отдохнуть по полной программе.
В этот пятничный день Александров проснулся после полудня у себя на Чапаевском и, наскоро перекусив, стал собирался в Сандуновские бани, где его дожидались партнеры по команде. Он уже успел надеть дубленку, когда на столике в коридоре зазвонил телефон. Подняв трубку, Александров услышал голос Скурлатова:
— Здорово, Борис. Надо увидеться.
— Не могу, Леонтий Ильич — с ребятами договорился в Сандунах попариться.
— Банька — штука полезная, — одобрительно пробасил в трубку генерал. — Но я тебя долго не задержу. Давай через полчаса подъезжай к охотничьему магазину на Неглинной.
Александров знал этот магазин — он был как раз по пути в Сандуны. И хотя встречаться с генералом ему не хотелось, но и отказать он не мог — субординация не позволяла. Поэтому в точно обусловленное время хоккеист остановил свой «жигуленок» неподалеку от входа в магазин и заглушил мотор. В этот момент в приемнике диктор читал новости и сообщил, что американский певец Дин Рид прилетел в Москву, где ему была вручена медаль советского Комитета защиты мира. После этого сообщения зазвучала песня в исполнении награжденного — «Эль кантор», посвященная памяти чилийского певца Виктора Хары, убитого пиночетовцами во время военного переворота в сентябре 1973 года. Но не успел Александров погрузиться в музыку, как передняя дверца автомобиля открылась и на свободное сиденье уселся Скурлатов в шинели и папахе. Пожав хоккеисту руку, генерал без всяких предисловий спросил:
— Ты знаешь, что в понедельник собирается Федерация хоккея — будут рассматривать вопрос о Тихонове?
— На предмет чего? — поинтересовался Александров, убирая громкость в радиоприемнике.
— А то ты не знаешь — на предмет его соответствия занимаемой должности. Приз «Известий» профукали, а до чемпионата мира осталось всего три месяца.
— Зато в Японии и Америке все матчи выиграли, — напомнил генералу о результатах недавней поездки Александров.
— Это были товарищеские матчи, да еще с клубами ВХА — не самыми сильными. Одна команда, как я знаю, даже отказалась с вами играть.
Речь шла о команде «Хьюстон Аэрос», тренер которой заявил, что не видит смысла выводить свою команду на лед, заранее зная результат — сборная СССР была на голову сильнее его клуба. Короче, получилась бы не игра, а одно посмешище. Кстати, из-за этого не было ажиотажа и на другие матчи с участием советской сборной. Например, на матч с командой «Цинциннати Стингерс» пришел всего лишь 2571 зритель.
— Так что засунь эти матчи в одно место и не вынимай, — продолжил свою речь генерал. — На чемпионат мира канадцы привезут совсем другую команду — сборную, составленную из сильнейших игроков. Это будет не та команда, что приезжала в Вену — того позора канадцы уже не допустят. А про чехов и вовсе говорить не приходится — они у себя дома кого хочешь порвут. Так что, если Тихонова оставить, нам в лучшем случае опять светит третье место.
— Никто его трогать не будет, он же не Федерацией поставлен, — выразил сомнение Александров.
— Тот, кто его поставил, уже локти кусает — поверь моему слову, — голосом, полным уверенности, сообщил Скурлатов. — Так что не долго Тихонову осталось верховодить. И я тебя, Борис, об этом предупреждал, но ты меня не послушал — не захотел со мной работать. Но я человек не обидчивый, поэтому предлагаю тебе снова идти под мои знамена — не пожалеешь.
— А если я снова откажусь? — после короткой паузы спросил Александров.
— Дураком будешь, — и генерал сел вполоборота к хоккеисту, чтобы видеть его лицо. — Ты пойми, чудило, ты Тихонову нужен постольку-поскольку. На днях Витька Жлуктов в команду возвращается, а это значит, что второе звено снова заиграет в прежнем составе. Чем это чревато для тебя? Хреновиной чревато, Боренька. Анисина, который все это время заменял Жлуктова, выведут из второго звена и отправят куда? Правильно, в третье звено, где играешь ты. А ведь Анисин может играть не только по центру, но и по краю. Значит, при любом удобном случае Тихонов может поставить его вместо тебя. И поставит, Боренька, помяни мое слово — ты же ему как кость в горле. Дерзкий, своевольный, неуживчивый — такие обычно в первую очередь и страдают.
— Тихонов меня в Америке хвалил, — продолжал гнуть свою линию Александров.
— Ну и что? Вчера хвалил, а сегодня из команды вытурит — это же для него обычное дело. Тебе к таким как я надо прислоняться — тогда и в команде останешься, и как сыр в масле будешь кататься. Мне такие ребята, как ты, всегда нравились.
Александров смотрел в боковое окно, где в январской метели спешили по своим делам москвичи, и мучительно размышлял о том, что только что услышал. Резон в словах генерала, конечно, был и хоккеист это прекрасно понимал. Но он знал и другое — Скурлатов был из тех людей, кто мягко стелет, но на его подстилке жестко спать. То есть, что Тихонов, что Скурлатов — для Александрова большой разницы не имело. Оба они были не его поля ягоды, поэтому этот обмен был равносилен обмену шила на мыло.
— Нет, Леонтий Ильич, думайте обо мне, что угодно, но под ваши знамена я не пойду, — решился, наконец, на ответ Александров.
— Не поумнел, значит, за эти месяцы? — буравя хоккеиста взглядом, спросил генерал. — Ну, ладно — я три раза уговаривать не привык. Ты свой выбор сделал, так что не обижайся. Если тебя Тихонов из команды не вытурит, то это сделаю я. Ты мою натуру знаешь.
