Эмилия Ивановна судорожно обняла Юзю, но та её оттолкнула.
— Я так здорово придумала! Ну зачем вы всё испортили? Надеюсь, хоть уборку после штурма без меня закончили? А Принц только хотел, чтобы я там пожила немного, в его измерении.
— Заложницей, — пояснил Король. — Кстати, там время течёт не так, как у нас, а медленнее. Я это знаю по прошлым его художествам. Ты прожила бы там неделю, вернулась бы, а твой отец уже умер от старости.
— Это неправда! — расстроилась Юзя. — Я отсутствовала от силы минут пять… А сколько сейчас времени?
— Два часа ночи, — сказал Король.
Юзя сникла: поверила в фокусы со временем.
— Ты не убил моего брата? — робко поинтересовался у Михайлова Король. — Если убил, лучше оживи! У меня больше нет братьев, только он один.
— Да не убил, отстань, — поморщился волшебник Сергей Сергеевич. — Хотя следовало бы. Господи, как же я устал…
И тогда в наступившей тишине раздался плач. Все оглянулись. На кресле у окна громко плакал голенький новорождённый младенец.
Глава 17. Дети — цветы жизни
— Лучше бы на нас напала стая взбесившихся драконов, — сказал Король, обозревая суету, которая началась в замке с рождением младенца. — Хлопот было бы не в пример меньше.
Чёрный Принц был забыт окончательно и бесповоротно. Эмилия Ивановна никогда в жизни не ухаживала за новорождённым и потому вносила в это дело всю страсть, на которую была способна. Она забраковала десять кормилиц и сомневалась в отношении одиннадцатой, когда Сергей Сергеевич притащил гору молочных смесей для кормления детей из какого-то очень продвинутого измерения. Она меняла пелёнки каждые десять минут, благо Бигос со своими пиратами вызвался их стирать. Капитан сказал, что по профессии своей он способен только на какие-нибудь водные мероприятия. Когда Михайлов выудил из нашего измерения памперсы, Эмилия Ивановна их отвергла.
— Ему же жарко в этих ватных трусах! — негодовала она. — Вы бы ещё их мехом оторочили!
Сергей Сергеевич не стал спорить, наколдовал памперсам крылышки, и они стайкой улетели в тёплые края.
Тяжелее всего было вставать к младенцу по десять раз за ночь. Волшебник Сергей Сергеевич предложил усыпить его магическим способом месяца на три, но Эмилия Ивановна его чуть не убила. Фамильное Привидение в бархатных штанах вносило посильную помощь: светило зелёным светом, когда гувернантка ночью укачивала младенца.
Маруська отнеслась к новому члену семейства неоднозначно. Сначала она обрадовалась, что с такой замечательной живой куклой можно поиграть, надеть платьишко, запихнуть в игрушечный домик, накормить пластмассовыми пирожными…
Как-то раз она уже начала осуществлять свой план и, пыхтя, вытащила младенца из люльки.
— Ну что ты орёшь? — уговаривала она живую игрушку. — Мы поиграем в дочки-матери, я буду мама, а ты — дочка. Тебе же скучно целый день в кроватке лежать.
Тут коршуном налетела Эмилия Ивановна и отняла младенчика. Маруська насупилась и ушла в уголок обдумать ситуацию. Напрягая весь свой могучий интеллект, она сделала вывод: Эмилия Ивановна её больше не любит, а любит этого мелкого, ненастоящего ребёнка, который и разговаривать-то не умеет. Но девочка не могла долго держать в себе эту ужасную мысль, она подошла к замотанной Эмилии Ивановне, дернула её за подол и спросила:
— Ты меня больше не любишь?
Эмилия Ивановна поняла, что дело серьёзно. Она обняла Маруську и сказала:
— Я тебя обожаю. Больше всех. Больше, чем этого маленького. Без тебя я совершенно не справлюсь. Ты будешь мне помогать?
Маруська расцвела и ответила:
— Да, я умею помогать. А он нет.
— Тогда… м-м-м… вот, держи его за ногу, пока я буду его пеленать.
Маруська торжественно взяла малыша за розовую пятку, и с этого времени дело пошло на лад. Однажды Марусю застали за тем, что она нравоучительно говорила маленькому, что нехорошо пачкать пелёнки, а надо встать, вылезти из люльки и сесть на горшочек. «Не умеешь? — торжествующе спрашивала Маруся. — А я умею!» Ей было очень приятно чувствовать себя такой умной.
В другой раз Эмилия Ивановна подслушала, как Маруська учила младенца говорить:
— Скажи: ку-шать. Ку-шать. Чего смотришь? Рот-то открой и языком вот так шевели, как я.
Маруська высунула язык перед носом младенца.
— Смотри, не укуси его нечаянно, — сказал оказавшийся поблизости Серёжа.
— Нет, я только лизну, — и Маруська лизнула малыша в розовый носик.
— Я думала, он сладкий, как пироженка, а он невкусный, солёный, — разочаровалась она.
На следующий день ребёнка запеленали с открытыми ручками, и Маруся заметила, что он беспорядочно машет ручонками перед своим лицом и пугается. Маруся развеселилась: «Вот так храбрец! Собственных рук боится! А ещё мальчик называется!» Впрочем, может, это действительно страшно, когда перед носом что-то шевелится? Маруська решила проверить: замахала руками перед своей мордашкой. Нет, нисколько не испугалась. «Я очень храбрая, — обрадовалась девчушка. — Я не боюсь своих рук, а он боится!» Тут ребёнок нечаянно задел свой носик и заплакал. Маруся продолжила проверку и тоже стукнула сама себя по носу. И тут же заплакала — оказывается, это больно. Так и пришлось Эмилии Ивановне утешать их, ревущих хором.
А однажды гувернантка застала девочку склонившейся над люлькой. Маруся тихо-тихо беседовала с младенцем, убеждая его в чём-то. Эмилия Ивановна прислушалась.
— Взрослые говорят, что ты мальчик. А я вот не уверена. По-моему, ты девочка, — шептала Маруся ребёнку. — Ты лучше будь девочкой, и я дам тебе свою воблу поиграть и в платьишко нарядить. У моей воблы Олечки знаешь, какое платье красивое? Всё красненькое и в оборочках. А если ты мальчик, то не дам. Даже если ты сейчас мальчик, то перевоспитайся в девочку. Договорились? Вот и хорошо.
Старшие дети тоже нормально отнеслись к появлению малыша. Серёжка старался поменьше бывать в доме, но если надо было чем-то помочь — не отказывался. Юзя с удовольствием разговаривала с ребёнком, гремела ему погремушками, но старательно увиливала от глажки пелёнок и мытья бутылочек. Впрочем, она сознавала, что если бы не гувернантка, то всё самое трудное пришлось бы делать ей, Юзе, как старшей женщине в семье.
— Какое счастье, что вы у нас есть, — сказала она однажды Эмилии Ивановне.
— Да, — с чувством подтвердил Сергей Сергеевич. — Вы просто дар небес.
Эмилия Ивановна смутилась от удовольствия. В ней уже много лет никто особенно не нуждался и уж конечно не называл её «даром небес».
— Дар, — согласился Король. — Мне этот дар тоже нравится. По-моему, такая женщина должна быть королевой. Вы подумайте, мисс Эмили, может, вы хотите стать королевой? Иногда бывает интересно. А этого ребёночка, раз уж он вам так нравится, я могу усыновить и сделать наследником престола.
