В следующее же мгновение из кустов горохом посыпались выстрелы. Том оказался прав: вьетнамец был тут не один.
– Персийн, Скрыпник, эвакуировать раненого! – приказал Роджерс.
Двое солдат ловко поползли по высокой траве вперед, остальные прикрывали их навесным огнем. Вьетконговцы быстро откатились: видимо, их было немного, и они предпочли не встречаться с превосходящим их по численности противником.
Раненого вертолетчика доставили к отряду. Бедняга никак не мог поверить в свое спасение.
– Чиф-уоррент Ник Филдс, – отрекомендовался он капитану и даже попытался отдать честь, но силы подвели: он зашатался, и Персийн заботливо поддержал его сзади.
– Не сто́ит, – отмахнулся Роджерс от соблюдения формальностей.
– Я бортстрелок, вот мои документы.
Джонс передал его документы капитану.
– Док, осмотри чиф-уоррента, – распорядился Роджерс.
Наталья подошла к раненому, Стивен и второй санитар принесли носилки.
– Дик, помогите ему лечь, – попросила она Джонса.
– Мы летели на двух тысячах футах, – рассказывал Филдс, пока Наталья обрабатывала его раны, – и тут нас достали. Откуда стреляли, я не видел, но когда пули перебили топливопровод рядом с двигателем, наш вертолет начал терять высоту. Командир так и сказал: падаем, мол. Пилоты, правда, еще пытались что-то сделать, чтобы совершить аварийную посадку, но как, если внизу – лес стеной? А у нас на борту – почти тонна медикаментов, да еще прямо перед вылетом уговорили загрузить несколько ящиков пива. В общем, помчались мы вниз с весьма солидной скоростью и, наверное, разбились бы, если б не запутались в кроне огромного дерева и не повисли вертикально: нас через голову перевернуло. Полозья почти на два фута в землю воткнулись. Когда очухались немножко, стали выбираться…
– Повернитесь, – попросила Наталья.
– О’кей, док… Так вот, спрыгнули по очереди в траву, она нам чуть не по пояс оказалась. Кругом тишина, гуков рядом вроде бы нет. По радио дали аварийный сигнал, но координаты сообщить не успели: связь неожиданно вырубилась. Видимо, повредили при посадке. А потом нас внезапно окружили и обстреляли. Наверняка отслеживали, гады, – вздохнул бортстрелок. – Один пулемет у нас был исправен, и я из него стрелял, пока патроны не кончились. Словом, мы им спуску тоже не давали, однако в итоге… Ну да вы ведь и сами всё видели, – кивнул он в сторону просеки. – Всех наших посекли. Я последним в живых оставался, вот и притворился мертвым. Ну и насмотрелся, скажу я вам, на этих психов узкоглазых, пока притворялся! Они как обезьяны в вертолет вцепились, раскачали его и сорвали-таки с ветвей. Потом порубили сиденья в лохмотья, насрали, в прямом смысле слова, на приборы, кабину доверху набили землей, а в выхлопную трубу напихали палок. Зато стырить медикаменты и пиво не побрезговали, первым делом сгрузили. Мы загодя только один ящик вниз сбросили, думали побаловаться пивком в ожидании, пока за нами прилетят. Так когда эти узкоглазые макаки вертолет с дерева скинули, он аккурат на этот наш ящик и рухнул…
– Жалко, – сокрушенно покачал головой Джонс. – Хотя одного ящика на всех сейчас все равно не хватило бы, – успокоил он сам себя.
– Когда гуки, изуродовав вертолет и прихватив из него все ценное, начали сматываться, – продолжил Филдс, – остался только один. Тот, которого вы шлепнули. Он все наиболее подходящую жертву себе высматривал, рассчитывал чьими-нибудь ушами потом перед своими похвастать. Когда в меня своим ружьем начал тыкать, я уж и с жизнью, признаться, попрощался мысленно. Спасибо, вы подоспели… Док, вы еще ноги мои покусанные посмотрите, – попросил он Наталью.
– Кем покусанные? – недоуменно воззрилась на него она.
– Это его вьетнамец покусал, пока он мертвым прикидывался, – хохотнул Джонс.
– Отставить шуточки.
– Да пиявки, мэм, сволочи, – поморщился Филдс. – Когда в прошлый раз, неделю назад, тоже упали, то угодили в реку. А я тогда с другим экипажем был, не со своими, на замену поставили. Так вот мы три часа в воде простояли, и все, что из вертолета вытащить удалось – амуницию, рацию, оружие, – на руках над собой держали. Отойти нельзя: кругом заросли такие, что поисковики пролетят – и не заметят. Вот пиявки и зажрали. Хорошо хоть, что крокодилы не приплыли на нашу кровушку.
– Фартовый ты, я смотрю, парень, – снова загоготал Джонс. – К кому бы тебя ни определили, все с тобой падают.
– Да нет, два раза всего такое было, – смутился Филдс. – Не везет просто.
– Тебе-то как раз везет. Особенно сегодня повезло, так ведь?..
– Филдс, останетесь пока с нами, – озвучил свое решение Роджерс. – Эвакуируем вас потом вместе с нашими ранеными. Уайли, – подозвал он радиста, – сообщите на базу его данные, скажите, что жив. Заодно укажите точное местонахождение вертолета – пусть пришлют «слик», чтобы тела погибших забрать.
– Слушаюсь, сэр.
– Стивен, снимите с раненого ботинки, – попросила Наталья санитара. Осмотрев следы укусов на ногах Филдса, обратилась к нему с вопросом: – К своему врачу обращались?
– Да, мэм. Прописал мазь какую-то в зеленом тюбике, название запамятовал, извините. Сначала вроде как полегчало, а потом опять зачесалось.
– Обоссался от испуга, вот и разъело, – хохотнул на сей раз Персийн.
– Не наболтались еще? – строго посмотрела на него Наталья.
– А когда, док? Стреляли в основном…
– Ваши опрелости я сейчас обработаю, – снова повернулась она к Филдсу. – Та мазь, которой вы пользовались, не очень эффективна. Я пропишу вам другую, быстро все заживет.
– Спасибо, док.
24
– Мама, познакомься, это Том.
Наталье представилась белая столовая в Сайгоне, в том доме, где их с мадам Мари поселили. Бамбуковые стулья и такие же бамбуковые столики со стеклянными крышками. Над головой медленно вращаются вентиляторы с лопастями, похожими на полированные коричневые весла. Белые стены расписаны пальмовыми листьями и зелеными ветками. И бесконечные пальмовые аллеи – их видно в широко распахнутые окна, задернутые прозрачной шторой, чуть колышущейся от слабого ветерка. Вьетнамская прислуга в ослепительно-белых одеждах смахивает метелками пыль с мебели. За перегородкой два повара-вьетнамца в белых передниках режут овощи. За их спинами на плите дымятся какие-то аппетитные блюда к обеду.
Они войдут вместе с Томом. Он – в парадном синем кителе со всеми наградами и с высокой синей фуражкой на согнутой в локте руке. Она… Нет, только не в военной форме! Наносилась и устала уже от нее. Пожалуй, она будет в том гладком черном платье от Шанель с маленькой белой розой на груди, которое на ней, как говорила сама мадемуазель Коко, смотрится лучше, чем на любой модели. А если дадут Серебряную звезду, можно будет прикрепить и ее.
Мадам Мари встретит их с обычной своей приветливой улыбкой, и фарфоровые блики солнца радостно заиграют на ее красивом благородном лице.
