Близ палатки постоянно бродил чернокожий паренек. Наталья не прогоняла его: ей сказали, что он ждет брата. В какой-то момент он подбежал к куче трупов и стал искать брата среди них. Санитары с трудом его оттащили, и Наталья вколола ему успокоительное. Брата принесли на носилках, когда паренек уже спал. Вспоротый живот, большая потеря крови.
– Что скажете, мэм? – спросил ее санитар. – Труп?
– Шансов мало, но есть, – ответила она, поглядев на спящего прямо на земле паренька. – Грузите на вертолет и – в госпиталь. Будем бороться за его жизнь. Так брату и скажите, когда проснется.
31
Дождь стучал в стекло. Ветер шевелил круглые листья пальм и раскачивал желтые плоды манго на раскидистом дереве под окном. Наталья села в кресло напротив Маренн.
– Мама, это было что-то невероятное! – эмоционально произнесла она. – Я думала, капитан Фаррис угробит всех, в том числе и меня! Не понимаю, как он планировал операцию, если мы угодили в ловушку, из которой едва выбрались?! По-моему, в голове у него один футбол. Пока летели к зоне высадки, он всю дорогу обсуждал со своим сержантом, кто куда бил и кто кому забил. До ВК ему и дела не было… Том не звонил?
– Нет, – Маренн подошла к окну, опустила прозрачную занавеску. – С какой стати он будет звонить мне? Наверное, ждет, когда ты вернешься.
– Тогда сама сейчас позвоню, – Наталья наклонилась к телефону. – Чтобы не выговоривал мне потом за запоздалый звонок.
Маренн улыбнулась, опустилась в кресло, закурила сигарету.
Наталья набрала знакомый номер.
– Соедините меня с майором Роджерсом, пожалуйста, – попросила она.
– Одну минуту, мэм.
Последовала небольшая пауза, а затем вместо голоса Тома в трубке раздался голос лейтенанта Тобермана.
– Приветствую, мэм! К сожалению, Тома сейчас нет на базе, – сообщил он. – Отправился вчера на секретное задание.
– Один?! – не поверила она своим ушам.
– Никак нет, мэм. С Джонсом и Скрыпником, – ответил Тоберман. – Большего я вам не могу сказать, мэм, поскольку подробностей и сам не знаю.
– Известно, когда они вернутся?
– Согласно приказу ушли на два дня. Значит, завтра должны вернуться. За ними пошлют вертолет.
– Хорошо, я перезвоню. Благодарю, лейтенант.
– Вы приедете, мэм?
– Да, конечно.
– Мы ждем вас, мэм. Уже наслышаны о ваших приключениях с Фаррисом, – засмеялся Тоберман. – Том сказал, что никуда больше вас не отпустит.
– Да я и сама теперь от вас ни ногой, – улыбнулась Наталья и попрощалась: – До встречи, Тоберман.
– До встречи, мэм.
Она повесила трубку.
– Его нет в части? – догадалась Маренн.
– Ушел с двумя солдатами на какое-то секретное задание. – Наталья сосредоточенно уставилась в невидимую точку перед собой. – И наверняка уже знал об этом, когда я улетала в «Рентген» с Фаррисом. Но ничего не сказал мне. Не предупредил, что его не будет, когда я вернусь, – она обиженно вскинула голову, голос ее дрогнул.
– Ты как ребенок, Натали, ей-богу, – Маренн встала, подошла к ней, положила руку на плечо. – Это же секретное задание, ты сама сказала! Следовательно, знать о нем никто ничего не должен. Даже члены собственного отряда.
– А если…
– Даже не думай об этом! – строго произнесла Маренн, догадавшись, что Натали боится возможной гибели Тома. – Наверняка Том не впервые выполняет подобные задания. И до сих пор, как видишь, успешно с ними справлялся. Если не станешь излишне накручивать себя, то и на сей раз все обойдется. Не сто́ит тревожить фортуну. Она любит, чтобы к ней относились холодно. Иначе потеет, – улыбнулась Маренн. – Поверь, Натали, я знаю все приметы на этот счет. Так что иди-ка ты пока к пациентам и займись тем парнем, у которого ранение брюшной полости. Как, напомни, его фамилия?
– Сержант Симпсон, – машинально ответила Наталья, думая о своем.
– Это его брат сидит внизу? – Маренн настойчиво отвлекала ее от грустных мыслей. Наталья молча кивнула. – Отправь его в отель. А еще лучше – обратно в часть. Скажи, что никакой угрозы для жизни брата уже не существует, что все идет по плану.
– Ты действительно считаешь, что угроза миновала? – со скрипом, но Наталья возвращалась-таки в рабочее состояние. – Мне кажется, в полевых условиях я не смогла остановить воспаление, и перитонита теперь не избежать.
– Это тебе только кажется, дорогая, – успокоила ее Маренн. – Повреждения кишечника, по счастью, удалось избежать, инфекция его не затронула. Само воспаление блокировано антибиотиками. Операцию ты провела отлично. Шов не воспален, я проверяла сегодня. Так что теперь – только терапия. Терпеливая и настойчивая борьба с заражением до полного его истребления. Никаких осложнений у сержанта не наблюдается, и это хорошо. Так что возвращайся к пациентам, а я постараюсь выяснить что-нибудь о Томе по своим каналам. – Она наклонилась, поцеловала Натали в лоб и улыбнулась: – Вот уж никогда не думала, что ты влюбишься в американца.
– Я и сама себе удивляюсь, мама, – призналась Наталья. – Потому и не готова пока к серьезным отношениям. Временами мне хочется сбежать отсюда. Вернее, от Тома…
– Вот этого делать как раз не нужно. Я знаю, девочка моя, – Маренн присела рядом, – что ты просто боишься впустить кого-то в свою жизнь. Этот комплекс недоверия выработался у тебя от прежней, советской жизни. Но надо научиться слушать свое сердце, доверять ему. Если есть взаимное чувство и желание быть вместе, все остальное со временем наладится. Вам с Томом ничто не мешает соединиться, а это, поверь, большая редкость в нашей жизни. Детей у него нет, бывшей жены теперь – тоже. Нет даже родителей, которые по каким-либо причинам могли бы воспрепятствовать вашему браку. Никого нет! Только ты. А этого больше чем достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно.
– К сожалению, есть еще Вьетконг, мама.
– Ну, с вьетконговцами работает не один только Том, – рассмеялась Маренн. – Тут ими целая армия занята. И рано или поздно эта война обязательно закончится. Независимо от того, получит ли Южный Вьетнам независимость или нет, соединится он с Северным или нет. Для нас с тобой главное – чтобы как можно больше наших солдат и офицеров вернулись домой живыми и, желательно, еще и невредимыми. В том числе Том. А уж политики пусть себе потом торгуются дальше, нас их дела не должны касаться.
– Ты теперь называешь американцев «нашими»? – изумленно взглянула на нее Наталья.
– А что мне остается, – Маренн с улыбкой поднесла палец к звездам на своем воротнике, – если сам президент Эйзенхауэр призвал меня на службу? Впрочем, – она вздохнула, – американцы и раньше были мне весьма близки. Я ведь, если помнишь, более десяти лет прожила в Чикаго. И именно там получила образование, досконально освоила свою нынешнюю профессию. Да и американскую фамилию я носила, пожалуй, большую часть своей жизни. Из-за чего в Третьем рейхе многие недоброжелатели даже называли меня «Американкой». К тому же я удочерила осиротевшую американскую девочку Джилл. Так что, Натали, с Америкой меня связывает очень многое. Впрочем, как и с Англией. О Франции, Германии и Австрии уже молчу.
