– Что я тебе говорила, мама? – начала пританцовывать вокруг нее Джилл. – А ты не верила. Нет, нам точно до тебя как до Луны, мама! По сравнению с Биллом Смитом померк даже неотразимый Том Роджерс, с которым ты меня сегодня познакомила. Куда уж десантуре до «фантомщиков»?! У последних все четко: вжих, бах и – забомбить всех в каменный век. Три минуты работы – и Вьетконга как ни бывало! А дальше сиди и пей кофе на аэродроме под музыку «Роллинг Стоунз».
– Тебе не надоело надо мной издеваться, Джилл? – Маренн с улыбкой поцеловала дочь в лоб.
– Я тобой восхищаюсь, мама! Честно.
42
– Она была в этом номере? – Наталья вытянулась на постели, прижалась разгоряченным телом к Тому.
– Кто?
– Сюзанна.
Он отвернулся, взял со стола сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся. По номеру поплыл сладковатый запах табака.
– Нет, в этом не была, – ответил, помолчав. Повернулся лицом к Наталье. Продолжил, глядя ей прямо в глаза: – Была в другом. На соседней улице. Я останавливался там перед отправкой на прошлое задание.
– Когда я летала в «Рентген»-зону с Фаррисом? – Она провела пальцем по его густым, красиво очерченным бровям. Он взял ее руку, поцеловал.
– Она нашла меня сама. Я ей сказал, что встретил тебя. И полюбил. Ты это хотела услышать?
– Она долго была твоей любовницей?
– Зачем тебе это знать? – Том приподнялся на локте, стряхнул пепел. – Ну, допустим, долго. Я же говорил тебе, что мы давно не ладили с Эллис.
– Значит, она не солгала, когда сказала, что вас связывает очень многое. – Наталья откинулась на спину.
– Ты хочешь, чтобы это было не так?
– Мне все равно.
– Тогда забудь о ней.
– Мама мне посоветовала то же самое. – Наталья перевела взгляд на вращающийся под потолком вентилятор.
– Твоя мама – умная женщина.
– Только когда это касается нас с Джилл. Но не ее самой. – Она снова прижалась щекой к его плечу, он обнял ее, одновременно лаская волосы. – Я больше чем уверена, что мама вмиг потеряет всю свою хваленую рассудительность, как только на нее снова обрушится Билл Смит.
– Новый командир «фантомов»?
– Ну да, он самый, – добродушно улыбнулась Наталья. – Представляешь, он просто помешался на маме! Даже бросил из-за нее свою невесту в Штатах. Мама сделала все возможное, чтобы добиться его отъезда из Вьетнама, и в результате Смита послали на повышение квалификации. Он полгода учился в какой-то школе, а не далее как вчера я снова увидела его в Сайгоне. Пил с приятелями пиво, закусывая стейком. Значит, скоро и у мамы объявится…
– Меня это не удивляет, – усмехнулся Том.
– Почему? – покосилась на него Наталья.
– Если бы у меня не было тебя, я бы тоже приударил за твоей мамой. На нее достаточно один раз посмотреть, и…
– «Буду помнить вечно, мэм», – продолжила за него фразу Наталья. – Смит написал так на своей фотографии и подарил ее маме в день выписки из госпиталя. Его ведь сбили, он горел. По счастью, упал в реку, и это немного облегчило его участь. Но все равно было больше пятидесяти процентов ожогов кожи, нам привезли практически труп. Чудовищная интоксикация, никаких шансов на выздоровление. Но надо было видеть, как мама боролась за него! Он лежал весь в бинтах, как мумия, лишь изредка открывая свои черные раскосые глаза. Еще помню бесконечные капельницы. Я их ставила одну за другой и всякий раз боялась, что это последняя. Что больше он не очнется. А мама упорно продолжала его лечить и раздавать налево-направо распоряжения. И мы все – от санитаров до врачей – беспрекословно их выполняли. И даже он сам. Особенно когда уже осознал, кто его лечит. Мы все буквально роем вились вокруг него. Я старшая в смене, у меня в подчинении две дюжины медсестер, и вот мы все, посменно, не отходили от него ни на секунду. Мама так приказала. Да мы и сами хотели, чтобы он скорее пошел на поправку. Он всем нам почему-то нравился. Девчонки даже плакали тайком в коридоре, если ему вдруг становилось хуже. Красавец! Очень многие из них были влюблены в него по уши, но чтобы он посмотрел хоть на кого-то кроме мамы? – нет, такого не припомню. – Она закинула руку за голову. – Я, признаться, поначалу удивлялась. Девчонкам по восемнадцать – двадцать лет, и все хороши собой, а он только и делает, что на дверь смотрит: ждет, когда придет «леди доктор», как он маму называл. Билл даже во сне ее чувствовал: стоило ей к нему приблизиться, как он тотчас просыпался. Позднее, когда он уже начал ходить, они вдвоем подолгу гуляли на террасе. О чем говорили – не знаю, мама никогда не рассказывала, но наших госпитальных девчонок он по-прежнему не замечал – только маму. Письма от невесты шли потоком, буквально по письму в день, бедняжка словно чувствовала, что с ее женихом что-то не то творится. А он ей в ответ – два-три слова: ранен, болен, пока. Мне ее прямо до слез жалко было. Она даже хотела приехать, но ей почему-то не давали разрешения. Тогда мама настояла, чтобы Смит сам отправился в Штаты: сначала на долечивание, а потом на переподготовку. Надеялась, что он ее там забудет. Как бы не так! Он ее письмами оттуда завалил. Написал, что расстался со своей девушкой. Что хочет вернуться в Сайгон. Что подал три рапорта подряд, но из-за его тяжелого ранения их отклонили. Что в итоге он все-таки настоял на своем. Вообще-то мама знала, что Смит приедет, он предупредил ее об этом. – Наталья снова улыбнулась. – Только вот как она будет теперь от него избавляться, ума не приложу.
– А зачем от него избавляться? – Том уложил Наталью на себя, серьезно посмотрел ей в глаза. – Зачем, а?
– Но ведь у них тридцать лет разницы в возрасте! Роман между ними невозможно себе даже представить!
– С твоей мамой можно представить все что угодно. Она заводит.
– Я тебя сейчас пристрелю. – Наталья приставила палец к его виску, он рассмеялся. – Но ты прав конечно же, – она положила голову ему на грудь. – Я и сама знаю, что в маме есть что-то такое, чего не хватает ни мне, ни Джилл. Да и ни в ком другом я этого необъяснимого маминого свойства не замечала. Билла, например, она лечила так, как, наверное, святые воскрешают мертвых. Не мудрено, что он потерял голову. В маме очень много жизни, Том. Не той жизни, которая у всех других просто идет своим чередом, а той, которая побеждает смерть. А еще в маме очень много любви. Любви и к жизни, и к нам с Джилл, и ко всем, кто ее окружает, и к пациентам, которых она лечит. Думаю, она вылечивает их не лекарствами, а этой самой любовью. И они откликаются на нее. Я так не умею.
– Ты научишься, док, – он поцеловал ее в нос.
– Вряд ли, Том. Такому нельзя научиться. У мамы этот дар от природы, она родилась с этим. И потому ее все всегда любили. Мужчины по ней до сих пор с ума сходят. Даже тридцатилетние. Потому что она может запросто подарить любому жизнь. И ничего не попросить взамен. Совершенно бескорыстно. На самом деле, мы с Джилл думаем, – лукаво улыбнулась Наталья, – что мама и Билл Смит давно уже стали любовниками. И именно поэтому он порвал со своей невестой и примчался обратно в Сайгон. Да и она явно не торопится возвращаться в Париж. Продлила контракт, когда ее попросили, ни словом не возразив. Хотя обещала Джилл долго здесь не задерживаться. А Смит после выписки из госпиталя несколько раз катал маму на своем «фантоме», вот мы с Джилл и пришли к выводу, что в один из полетов они и стали любовниками. Только она никогда нам в этом не признается…
