Так вот тихо и счастливо была прожита неделя. Затем пару дней шел дождь, и были чай и преферанс. А затем Тимоха договорился ставить бетонный забор вокруг автоцентра в Яхроме. На эту работу он забрал Вальку, как крупного специалиста «по ровности и вертикальности». Закончив все в несколько дней, они заработали очень приличные деньги, поскольку договорились на десять процентов от стоимости «освоенного» материала, другими словами, от стоимости установленных бетонных плит, стаканов и залитого бетона. На радостях решили отметить. Купили три бутылки водки, колбасу и свежий хлеб. На рынке взяли кусок сала, зеленый лук, редиску и помидоры. И со всем этим добром часам к восьми заявились в общагу. Девчонки покрутили носами и, заявив, что слишком поздно, что хоть и пятница, а им все равно завтра рано вставать, отправились к себе. А ребята, пожелав им спокойной ночи, раскинули карты и налили по первой.
Тут следует заметить, что Валентин Чибисов много не пил: не лезло в него. За вечер выпивал пять-шесть рюмок водки под закуску и оставался трезвым. А вот ближайшие приятели его, Тимоха, Кашира, Сметаныч и Аркаша, остановиться не могли и напивались до полной потери сознательности, если, конечно, не были ограничены в количестве спиртного. Тут у Вальки начинались мучения: как единственный трезвый, он пытался не выпустить из дома пьяную компанию, которая рвалась на подвиги, или, напротив, затолкать всех домой, с минимальными потерями и до того момента, как ими начнет интересоваться милиция. Он переживал за всех и за все, а они спьяну нет, и наутро со смехом вспоминали только «подвиги», а то, что находились на волосок от серьезных неприятностей, из их сознания улетучивалось вместе с винными парами.
Кто может подсчитать, к примеру, скольких нервов стоила Вальке пешая прогулка от аэропорта Быково, куда они заехали на последней электричке, возвращаясь из Москвы, выпить пивка (там наливали круглосуточно), до соседней станции Ильинская, где они жили тогда. Пьяный Тимофей с криками: «Я противник частной собственности!», – вдруг принялся валить заборы, выходившие на дорожку, по которой они шли. И повалил-таки несколько. Хорошо было часа три утра, хозяева спали, да и телефонов в домах практически не было. А вызвал бы кто-нибудь милицию?! И было бы отчисление из комсомола, из института и так далее, и тому подобное. Но Тимоха наутро плохо помнил, то что он творил ночью.
Валька был бы и рад напиться вместе со всеми – будь что будет. Но не мог: организм не принимал. Когда он выпивал лишнюю рюмку, то его выворачивало и он оставался трезвым или, по крайней мере, все помнил, хоть в голове и шумело. Причем, каждый раз он чувствовал, что вот эта рюмка будет лишняя. Что будет, если одним махом залить в себя какое-нибудь непотребное количество водки, например, стакан, он просто не представлял. Он смотрел на приятелей, как на героев, когда они втроем (классика) выпивали поллитровку водки без видимых последствий для себя.
Хуже всех вел себя Аркаша. Он, опьянев, дурел и начинал цепляться ко всем, а особенно к Вальке, с упреками в том, что тот не пьет, как все, не потому что не может или не хочет, а из высокомерия (снова классика: ты меня не уважаешь).
Итак, была пятница. Аркашина девушка уехала с родителями отдыхать на юг, и делать в Москве ему было нечего. Валька после первой же рюмки почувствовал легкую тошноту, которая, впрочем, быстро прошла, но он решил, что, видимо, смертельно устал, устанавливая забор, и больше пить ему сегодня не стоит. Он так и объявил приятелям, но Аркашу задело, что в этот раз Валька отказался пить после первой же рюмки, и он, хотя и был трезв, затянул обычную волынку про Валькино неуважение к товарищам. Тогда Валька, которому смертельно надоели эти приставания, достал со шкафа два граненых стакана, поставил один перед Аркашей, а другой взял себе.
– Давай, наливай до краев, но только и себе тоже, и давай выпьем с тобой за нашу дружбу, уважение и взаимопонимание.
– Стакан сразу? – Аркаша опешил, – нет, я стакан не выпью.
– Тогда я выпью один. А ты или тоже выпьешь или навеки заткнешься про моё неуважение, высокомерие и так далее. Так как?
– Нет, – решительно сказал Аркаша, – по рюмке – давай, а стакан сразу – нет.
– Наливай, – Валька подвинул свой стакан на середину стола.
Остальные пятеро (Игорь Ремизов был уже в Москве) побросали все свои дела и внимательно наблюдали за происходящим. На трех лицах читался только интерес, взгляд Каширы был полон тревоги и предостережения, а лицо Тимохи светилось гордостью за своего армейского друга.
Валька совершенно правильно рассудил, что водка, даже целый стакан, возьмет его не сразу (после той первой рюмки тошнота появилась тоже не сразу, да и от водки ли она была), пройдет минут пятнадцать, а то и все двадцать, пока ему придет конец. А за это время можно спокойно посидеть со всеми вместе за столом, нормально поесть, последить за преферансом, а затем, сославшись на усталость, трезвой походкой выйти из комнаты и заняться собой.
Все так и случилось. Сначала все внимательно наблюдали за ним, но он закусывал вместе со всеми, со смехом отказался от предложенной рюмки, сказав, что и так лишил всех остальных ожидаемой дозы. Отказался от преферанса, сославшись на усталость и желание завалиться спать, последил немного за игрой, а когда увидел, что никому до него уже нет дела, поднялся, широко зевнул и заявил, что идет спать. Выйдя в коридор, сначала хотел идти на улицу, но никак не мог сообразить, где там найти воду, чтобы привести себя в порядок после всего – мужской туалет он отверг сразу, кто угодно мог туда войти по нужде и вошел бы обязательно, а в его планы не входило, чтобы его видели в непотребном виде. Тогда его вдруг осенило – нужно спросить у девочек, наверняка есть какой-нибудь кран возле столовой или что-то еще, уж они-то тут все знают. Твердой еще походкой он направился к девичьей комнате. Дежурил дед Семен, который смотрел сквозь пальцы, на то, кто к кому пошел, справедливо полагая, что его дело следить, чтобы на этаже не было посторонних, а что свои бродят «туды-сюды», так это их дело, а не его. На стук сразу же открыла Лена. Он вошел. Все трое с тревогой посмотрели на него, видимо вид у него был уже не вполне нормальный.
– Девчонки, скажите, где на улице есть кран с водой, может возле столовой? – его качнуло.
– Зачем тебе? – забеспокоилась Даша.
– Спор у меня с Аркашей вышел, старый наш спор, – язык у него уже заплетался, – некогда рассказывать, короче, я выпил полный стакан водки, сейчас меня не станет, а я не хочу, чтобы они меня таким видели.
Его опять повело в сторону так, что он ухватился за спинку Дашиной кровати, чтобы не упасть. Та подскочила к нему, обвила руками и усадила на кровать, затем повернулась к подругам:
– Девочки, пожалуйста, идите к Але, у нее же три кровати пустые, поночуйте там сегодня, а я тут сама управлюсь…
Очнулся Валька перед рассветом, за окном было еще темно, но уже не черной ночной темнотой, а серой, предрассветной. Он лежал у окошка на кровати Лены. Рядом, на своей кровати, спала Даша, спала прямо в одежде. Валька попытался припомнить вчерашний день. Последнее, что он помнил хорошо, – Даша сажает его на свою кровать. Дальше в сознании был черный провал. Мелькнуло правда смутное видение, как он, одной рукой опираясь на Дашу, а другой цепляясь за стену, бредет по коридору, но тут же и растаяло. Он вытянул руку, поднес к глазам часы. Ничего не разглядев, повернулся и сел – рубашки на нем не было, ноги босые. Даша мгновенно проснулась и тоже села на кровати:
