Представьте себе картину: вы сидите и слушаете Романа Николаевича Редлиха. «Капитана Воробьева» из власовской армии. Одного из главных врагов советской власти.
Это великая способность человека – уметь слушать. Даже когда твой собеседник ошибается в выводах. Редлих пригласил меня на «домашний семинар», чтобы продолжить разговор. Там собирались студенты, которые интересовались русской философией больше остальных. За чаем Роман Николаевич рассказывал про ранние годы НТСНП, про Ильина, Околовича, Власова… Знал бы я тогда, чем буду заниматься дальше в жизни, – записывал бы все на диктофон.
Незаметно прошел год. Приближалось время сессии. К экзамену у Редлиха я, естественно, не готовился. И так помнил содержание его лекций очень близко к тексту. Да и был уверен, что, по советской традиции, если у ученика и учителя хорошие отношения, то оценка будет по определению высокой. «Вытянул» Достоевского, прочитанного к тому моменту полностью. В какой-то момент обратил внимание, что говорит уже преподаватель, а я с большим интересом слушаю. И запоминаю отдельные фразы.
К примеру, что красота спасет мир. Кто не слышал этих слов? Я мало того что помнил их, так еще и процитировал триединую философскую формулу: «добро, красота, истина». «Правильно, Армен Сумбатович. Но красота не просто входит в эту формулу. Она проникает. Добро и истина всегда красивы. Об этом, вероятно, и писал Достоевский…» Получил я тогда вполне объективную тройку. И даже не огорчился. Однокурсницы предложили пересдать у другого преподавателя, но я категорически отказался. Оценка от ученика самого Семена Людвиговича Франка представлялась в разы ценней.
Написал и вспомнил, как в октябре 1993 года Редлих поехал сдавать кровь для раненых. Врачи категорически отказывались использовать 82-летнего донора. Он настаивал. Люди, стоящие рядом, молчали. Для них все это было совершенно непонятным…
Пожалуй, главное, что я вынес из своего общения с Редлихом, – это не анализ прочитанного и услышанного, не любовь к истории, политологии и философии. Эти позиции значительны, но есть более важная. Уважение к человеку. Никогда не забуду, как Роман Николаевич однажды подал мне в прихожей куртку. Мне было очень неловко, а он объяснил, что воспитанный человек не может поступить иначе. Казалось бы, незначительная деталь, но как много она говорит о Редлихе. Он любил повторять, что выдумываются только глупости, а хорошая мысль приходит в голову сама.
Это с одной стороны. А с другой – служба в рядах немецкой армии. Больше того – в бригаде Каминского, которая входила в СС. Это тогда мы о ней ничего не знали. Вообще все познания рядового советского человека о коллаборационистах в годы Великой Отечественной войны сводились к двум простым определениям «власовцы» и «бандеровцы». Со вторыми все ясно, а к первым причислили всех, кого только можно: казаков, латышских и эстонских добровольцев СС, грузинских и армянских легионеров вермахта, крымских татар, туркмен… Лишь потом, начиная серьезно изучать тему, ты понимаешь: никакого отношения к армии Власова эти люди не имели. Но, повторяю, – осознаешь это намного позже, спустя годы.
Хотя члены НТС не любили вспоминать подробностей своей жизни в годы Великой Отечественной войны, Редлих оставил мемуары о службе в бригаде Каминского. Вот, например, как он описывает самого вождя «Локотской республики»: «Инженер-химик по профессии, зэк по воспитанию и отношению к советской власти, как у человека, прошедшего такие «университеты». Был он человек волевой, властный, командный, обращавшийся к любым средствам и приемам, в которых был воспитан и научен за проволокой. И с такой же психологией. Он стоял на позициях: все равно с кем, хоть с чертом, лишь бы большевиков резать. Хорошие немцы, плохие, а мне какое дело. Он был зверский антикоммунист, как сейчас говорят – пещерный».
В этом фрагменте меня удивляет то ледяное спокойствие, с которым Редлих об этом написал. Обратите внимание на важный нюанс. Не «бороться с большевиками», что являлось привычной речевой конструкцией той эпохи, а именно «резать». Кто-то может возразить, что конкретное слово серьезного значения не имеет. Какая разница, как именно написать, если о многочисленных преступлениях Каминского и его подчиненных хорошо известно? Нет, друзья, это момент принципиальный. Уж поверьте, не стал бы Редлих просто так употреблять это слово. Сама эта конструкция «большевиков резать» говорит о многом. И сам Редлих ее не критикует, ограничиваясь констатацией факта. То есть формально одобряет террор, который происходил в «Локотской республике». Для философа и интеллигентного человека это, мягко говоря, странно.
И еще один фрагмент из тех же воспоминаний Редлиха, который вызывает у меня серьезные сомнения в его правдивости: «В Локоть я впервые приехал весной 1943 года. Явился к Каминскому. Представился: я из Министерства Восточных областей. Хочу посмотреть, познакомиться с системой самоуправления. Он достает бутыль, наливает по стаканчику – конечно, самоделка, но хорошая. Завязался дружеский разговор. Он сетует, что не хватает интеллигентных кадров. Я отвечаю ему, что пришлю людей из перевоспитанных нами военнопленных. На том и расстались».
В этом тексте мне категорически не нравится абсолютно все. Во-первых, Локотский спиртзавод работал и в годы немецкой оккупации. То есть пить самогон, пусть даже и хороший, бургомистру не требовалось. Была вполне качественная продукция под рукой. Во-вторых, если верить Редлиху, то весь смысл его визита в Локоть по линии Министерства восточных территорий состоял в том, чтобы выпить с бургомистром самогонки, пусть и хорошей, за дружеским разговором. В-третьих, у меня большие сомнения, что первое, что сделал бургомистр на встрече с высоким гостем из Берлина, – достал бутыль самогона. Это только на страницах романа «В час дня, Ваше превосходительство» коллаборационисты только и делали, что безостановочно пили. В реальной жизни все было несколько иначе.
Впрочем, бог с ней, с этой бутылкой самогона. Это все незначительные мелочи. Гораздо интереснее свидетельство члена Народно-трудового союза Бориса Башилова: «Сейчас при ЦК партии (имеется в виду руководство НТС. – А. Г.) создан особый партийный отряд, будто бы с целью охраны Каминского, а на самом деле против него. Правда, с каждым днем Каминский все более подпадает под влияние нового члена ЦК Романа Дитриха (так автор называет Р. Редлиха. – А. Г.), начинает более решительно бороться с насилиями над населением, которое проделывает Працук и другие преступные типы, пробравшиеся в РОНА. Но вообще решено, что если Каминский в ближайшее время не займет более решительного курса против насилий, то партийный отряд произведет переворот. Каминский будет арестован и на его место будет выдвинут любимец РОНА подполковник Белай».
То есть фактически Редлих не только пил самогон с бургомистром, но и готовил устранение Каминского, чтобы у генерала Власова не осталось конкурентов, претендующих на пост лидера всех русских коллаборационистов. Сам этот факт в свете службы на врагов своей Родины мало что значит. Но много говорит о моральном облике. Как бы ни было неприятно сознавать такое про своего учителя философии.
Выходит, я знал двух Редлихов. Одного – прекрасного русского философа, очень правильно рассуждающего: «В XX веке, в котором мы живем, в мысли русской, уже подготовленной к этому спецификой развития русского самосознания, подчеркивается другой момент: Я как индивид, как отдельный человек никогда не существовал, «Я» всегда есть частица некоего «МЫ». Мы вместе. Мы – народ».
