Я отнесла ключ от дома в кабинет отца настоятеля и оставила его секретарю. На обратном пути, шагая в одиночестве по территории семинарии, я сделала последнюю попытку определить, где находится разрушенная башня. Я восстановила в памяти путь, которым мы с Серафиной шли в тот день, и обнаружила в высоком заборе калитку, ведущую за пределы семинарии. Она была не заперта и призывно открылась. Я вышла наружу.
В ту же секунду я поняла – то, что видят мои глаза, сильно отличается от моих воспоминаний. Я отчетливо помнила, что утоптанная почва тянулась лишь до стен семинарии, а дальше, стоило выйти за калитку, все поросло высокой травой. Теперь же я видела, что за воротами находится еще один двор и два или три обветшалых здания, которые, похоже, когда-то служили конюшнями. В тот день их тут не было. Я пересекла вымощенный булыжником двор, но пройти через эти древние конструкции не смогла. Я нашла проход позади, но обнаружила там лишь мощеный двор и ступеньки, ведущие далеко вниз, к другим старым зданиям. Открывающийся отсюда вид на болота не имел ничего общего с тем, что всплывал в моей памяти.
Я вернулась на основную территорию семинарии, чтобы поискать другой проход в окружавшей ее стене, проход, через который Серафина вывела меня в тот день наружу. Стена была старой и толстой, других калиток в этой ее части не было.
Тогда я пошла к крылу здания, в подвале которого у Серафины имелось тайное укрытие. Его я тоже ясно помнила, однако найти не смогла. Там, где, согласно моим воспоминаниям, располагались ступени, ведущие вниз к лазу, теперь была бетонная дорожка. Она вела мимо двери и окон первого этажа и выглядела так, будто ее положили тут много лет назад.
Неужели за два десятилетия, прошедшие с моего последнего приезда, здесь многое перестроили? Нет, все выглядело таким крепким и внушительным, будто стояло тут куда дольше.
По дороге к передней части здания я прошла мимо нашей арендованной машины. Рядом с ней, прислонившись, стояла Белла.
– Ленден… – произнесла она.
– Я скоро вернусь, – ответила я. – Мне надо закончить тут одно дело.
Лицевая часть здания была построена таким образом, что выходила прямо на пологий откос: тут не было ни лужайки, ни сада, лишь подъездная дорожка и несколько мест для парковки – покрытые бетоном участки, по большей части совершенно бесполезные. Но никакой стены, калитки или выхода к болотам, которые так четко засели в моей памяти, я не увидела. Фронтальная часть семинарии смотрела на узкую долину, по другую сторону которой можно было различить болота, однако большую часть пейзажа занимали поля и виднеющееся за ними море.
– Ленден?
Белла шла позади меня.
– Все в порядке, я готова уезжать, – сказала я, направившись к машине.
– Ничего не хочешь мне рассказать? – спросила она, следуя за мной.
– Не сейчас. Я еще не уверена.
– Ты имеешь в виду, что еще не готова. Вот что ты твердишь мне снова и снова.
– Дело не в этом, – сказала я. – Я просто не уверена. То, кем я стала, кем являюсь сейчас, началось здесь, в семинарии. Тут я поняла свою сущность. Если бы я не вернулась сюда, то по-прежнему чувствовала бы то же самое, но теперь все изменилось. Теперь я ни в чем не уверена.
Машина медленно ползла вниз по холму в поисках дороги, ведущей назад через остров к порту. Белла задела рукой мою коленку.
– Тут произошло что-то еще, так? – спросила она.
Я кивнула, затем поняла, что она смотрит на дорогу, а не на меня, положила свою руку на ее колено и слегка сжала.
– Да.
– Дело в девочке, о которой ты говорила?..
– Да.
– Но это было много лет назад.
– Двадцать, если не больше. Я даже не уверена, что на самом деле я все не придумала. Вот о чем я тебе говорила. Сейчас все видится мне иначе.
– Двадцать лет назад я была совсем маленькой, – сказала Белла.
– Я тоже.
Пока мы ехали мимо мрачных болот, я снова погрузилась в самокопание.
Я хотела попросить Беллу развернуть машину и вернуться в семинарию. Мне надо узнать всю правду о башне: почему ее построили, для чего использовали и зачем снесли. Необходимо обнаружить какое-то подтверждение моим воспоминаниям, взглянуть на них взрослыми глазами и найти объяснение, иначе они будут преследовать меня до конца жизни. Я снова подумала о Серафине. Белла так жаждет узнать о ней, а мне не хочется рассказывать. Да по сути и не о чем тут говорить. Одно я знала о ней наверняка: давным-давно она убежала из дома. Куда она направилась и где она теперь? Терзают ли и ее сомнения?
Мы планировали приехать к парому загодя, и Белла спросила, не хочу ли я остановиться где-нибудь, чтобы мы могли уединиться еще раз до того, как вернемся в Джетру. Я отказалась, по-прежнему погруженная в воспоминания, из которых ей так и не удалось меня вырвать.
Нет, мы разговаривали, строили планы. В машине, затем в ожидании парома и на самом судне мы говорили о наших будущих свиданиях. Я сказала Белле, в какие из ближайших выходных я свободна и что она могла бы приехать ко мне. Мы обменялись адресами. Ни о чем конкретном мы не условились, в порту Джетры каждая из нас пошла своей дорогой, и с тех пор я больше ее не видела.
Кремация
На кремации Грайан Шильд побывал первый раз в жизни.
В краях, где он вырос, подобное считалась делом неслыханным, практиковалось только в особых случаях и исключительно по решению суда. Мертвецов полагалось опускать в землю, сама мысль, что тело можно сжечь, шокировала людей. А ведь к чему привык – то тебе и закон. За свое недолгое пребывание на островах Шильд не то чтоб специально, но обратил внимание на несколько крупных кладбищ и вплоть до сегодняшнего дня думал, что и здесь погребение – главный и единственный способ проводить человека в мир иной. А потому на похоронах Корина Мерсье он был, мягко говоря, удивлен.
Поначалу все было как у людей: часовня при кладбище, недолгое отпевание. В церкви Шильд мало что понял – до этого он бывал на похоронах всего пару раз, к тому же служба шла на неизвестном ему языке. Но церемония в целом – печальные речи, грустная атмосфера, скорбные лица – показалась ему вполне привычной.
Поэтому, когда присутствующие отдали дань памяти покойному, Шильд предположил, что дальше начнется ритуал погребения. Вместо этого гроб водрузили на большую тележку и повезли в неприметное здание по соседству, прикрытое декоративными деревцами. Скорбящие тихой процессией направились следом и, оказавшись посреди мощеного дворика, на который из здания выходили две двери со встроенными жалюзи, какое-то время стояли молча. Гроб закатили внутрь, помещение заперли изнутри. Недолго потоптавшись у входа, люди стали расходиться и перемещаться в сторону парковки к своим автомобилям.
Мероприятие еще раз напомнило ему, как все-таки велика разница между его прошлой жизнью в Федерации и нынешней долей эмигранта на островах прекрасного Архипелага.
