Утренний свет струился в окно вагончика. Я обнаружила, что Моны уже нет на верхней койке. Наверное, ушла на работу. Я глянула на часы и глазам своим не поверила: полдень.
В дверь постучали.
Я завернулась в простыню так, чтобы прикрыть Клеймо напротив сердца, и открыла дверь.
– Привет, – сказал Кэррик, оглядывая меня с ног до головы, и я почувствовала, как под его взглядом покрываюсь мурашками. – Принес тебе чем подкрепиться. – Он протянул дымящуюся паром кружку кофе и шоколадный кекс. – У меня обеденный перерыв.
– Поверить не могу, что я так долго спала.
– Нужно было отдохнуть. – Взгляд его сделался еще внимательнее. – Тебе туго пришлось.
Я обхватила кружку руками, наслаждаясь теплом.
– Спасибо.
– Приходи в кухню, как будешь готова. Сейчас почти у всех перерыв, и они тебя ждут, хотят кое-что показать. Не пугайся так. – Редкая улыбка промелькнула на его лице.
– Хорошо, сейчас приду. Кэррик! Ты родителей нашел! – Я счастливо улыбнулась ему.
– Ну да, – пробурчал он, сморщил лицо озадаченно. – Так странно. Так непривычно. Всего несколько недель. Я их почти не знаю. А они знают меня, мама особенно: она вроде все до мелочей обо мне знает, а я о ней – ничего…
– Конечно, странно. Я всего несколько дней провела в замке, и то дома потом все казалось непривычно.
Например, с моей сестрой Джунипер: мы с ней все время не ладили, помирились буквально в последнюю минуту перед тем, как я второпях покинула дом. Она призналась, что чувствовала себя виноватой, потому что не поддержала меня тогда в автобусе и не выступила на суде. И при этом она, как это ни чудно, ревновала, завидовала даже моему наказанию, потому что это я поступила правильно, а не она. Еще выяснилось, что она помогала Арту прятаться, даже от меня, в то время как мне он отчаянно был нужен – увидеться с ним казалось важнее всего на свете. Наши отношения так сильно изменились, исказились за несколько недель, и все потому, что мы не поговорили вовремя.
– Мне кажется, когда с тобой такое случается, это … отчуждает от других, – тихо заговорила я, вспоминая, как вернулась в школу, а у меня там не оказалось больше друзей, как многие учителя не пускали меня в класс, как одноклассники заманили меня в сарай и заперли, как оборвался роман с Артом. Все сдвинулось с места, все изменилось, и мало что к лучшему.
Снова он пристально глянул на меня.
– Но нас с тобой то, что случилось, вовсе не развело, – сказал он.
Мне и задуматься не пришлось.
– Нет.
– Это нас сблизило, – продолжал он.
– Да, – пугливо улыбнулась я.
Он кивнул.
– Жду тебя на кухне. Иди той дорогой, которую Мона тебе показала: не надо, чтобы другие тебя видели.
Я закрыла за ним дверь, ощущая, как прибывают силы всего лишь оттого, что постояла рядом с ним, – правда, от его прощального совета я несколько сникла. Я приняла душ, быстро оделась, понимая, что меня все ждут. Распахнув дверь, я чуть не налетела на кулак – сначала мне показалось, что он целит мне в лицо, и я, взвизгнув, присела. Но удара не последовало, и ноги тоже не пытались ни пнуть меня, ни удрать, а лишь переминались у меня перед глазами. Я осторожно убрала руки, которыми закрывала лицо и рискнула перевести взгляд выше.
Молодой человек так и замер с занесенным кулаком, в недоумении таращась на меня.
– Я собирался постучать в дверь.
– А! А, ну да. – Я поднялась на ноги, чувствуя себя довольно глупо.
– Простите, что напугал, – продолжал он в замешательстве, его щеки густо заалели, никогда такого яркого оттенка не видела у реального человека. – Я Леонард, – продолжал он, блуждая взглядом по полу, по стене, по двери, куда угодно смотрел, лишь бы не на меня. – Я тут работаю. – Он подтянул висевший на шее пропуск и сунул мне его в дверь.
«Леонард Амбросио, технолог». А выглядел скорее как мальчик из хора.
– Привет, Леонард, – сказала я и открыла дверь шире.
Я боялась, что он может меня узнать, но раз он здесь, в этом отделении, значит, он тоже Заклейменный? Можно ему доверять? Не сощурились ли немного его глаза, когда он присматривался ко мне? Мое лицо, мое имя демонстрировали все СМИ. Попалась?
– Простите, что побеспокоил вас. Вы тут новенькая, понимаю. Раньше в этой комнате жила моя подруга. – Он огляделся по сторонам так, словно нервничал больше, чем я. – Лиззи.
Я напряглась. Тот самый друг и возлюбленный, который не признает Заклейменных.
Он с надеждой смотрел на меня.
– Я только что приехала, я ничего не слышала о ней, – ответила я, стараясь защитить себя, думая про себя: из того, что она Заклейменная, еще не следует вывод, что я непременно тоже.
– Ничего? А? Вот ее фотография. – Он следил за мной, пока я разглядывала фотографию: вдруг мне что-то припомнится. – И вот мой телефон. – Он вручил мне клочок бумаги со своим именем и номером. – Если что-то услышите о ней, если кто-то о ней заговорит, скажет, куда она могла уехать, – пожалуйста, позвоните мне. Я очень хочу ее найти.
– Зачем? – холодно спросила я.
От такого моего тона он явно растерялся.
– То есть как?
– Зачем вам понадобилось ее искать?
Неужели он рассчитывает, что я добуду ему информацию и он сможет напустить стражей на беглянку?
– Потому что я ее люблю, – ответил он, заклиная меня взглядом. – И очень за нее волнуюсь. – Он огляделся осторожно и продолжал, понизив голос: – Я знаю, кто она … что с ней … понимаете? – Он посмотрел прямо мне в глаза. – Мне кажется, она побоялась мне сказать, но меня это не беспокоило, я давно знал и нисколько об этом не беспокоился, то есть беспокоился, конечно, за нее, это вовсе не мешало мне ее любить, наоборот, из-за этого я, наверное, еще больше ее любил. – Щеки его снова вспыхнули, парень засмущался. – Мне важно, чтобы вы поняли, я против Заклейменных ничего не имею. – Опять его взгляд заметался по коридору. – А главное, необходимо, чтобы это поняла Лиззи. Вы мне поможете?
– Ладно. – Я нахмурилась: совсем не такую версию изложила мне Мона, и мне бы не хотелось увязать в чужих отношениях. Противный голосок в моем мозгу все переспрашивал: не подстава ли это? Он использует меня, чтобы найти Лиззи, и сдаст ее? – Но я вам уже сказала: мне про Лиззи ничего не известно.
Где-то за углом хлопнула дверь. Мы оба тревожно оглянулись.
– Пожалуйста, не говорите Моне и другим, что я сюда приходил. Мне в этом отделении бывать не полагается, Лиззи дала мне пропуск, когда мы встречались. Это … это пусть останется между нами, – попросил он.
Таким серьезным он выглядел, таким обеспокоенным, таким искренним, что я готова была ему поверить. И он вроде бы предлагал соглашение: я никому не расскажу о нем, а он никому не расскажет обо мне. Я поспешно прикрыла дверь, соображая, не стоит ли все же поговорить с Моной. Его история противоречила ее версии, но я только что сюда приехала, не хотелось оказаться вовлеченной в словесную войну, тем более в историю, которая меня вовсе не касалась.
