Прятаться уже поздно, здесь, на крыше, я как на ладони, стоит лишь кому-то из них задрать голову. И слезть с крыши невозможно – живой до земли не доберешься.
Стражи полезли по металлической пожарной лестнице, а меня охватила парализующая паника. Все кончено. Пройти столько испытаний – и кончить этим. Но вдруг у моих ног поднялась крышка люка, выглянула голова. Я отскочила, забилась в угол: конечно же это лезет страж.
– Сюда! – торопливо, нервно окликнул меня Леонард.
Одна секунда в запасе, чтобы оценить его надежность. Мысленно я проклинала себя – надо было пойти с Кэрриком, у меня был шанс. Кроме него, никому верить нельзя. Ботинки стражей загрохотали по металлической лестнице. У Леонарда открытое и честное лицо, Кэррик говорил, Леонарду можно верить. Я верила Кэррику. Дедушка не велел никому доверять. Дедушке я доверяла. Голова кругом.
Но других вариантов не оставалось. Прыжок веры – я кинулась к Леонарду. Он стоял на лестнице, протягивая мне руку. Я ухватила его за руку и спустилась внутрь, а Леонард поспешно и бесшумно закрыл над нашими головами крышку люка. Мы оказались в узком коридоре, не знаю, для вентиляции он был предназначен или для обогрева, но воздуху здесь маловато, душно. Мы скорчились, присели.
Леонард прижимал палец к губам, веля мне молчать, но без особой нужды – я была напугана до обморока и, прислушиваясь к его и своему частому дыханию в этом душном проходе, понимала, что ему так же страшно. Над нами грохотали ботинки стражей, пытавшихся разгадать трюк: как это Селестина Норт ухитрилась исчезнуть?
Сердце болезненно билось, я видела пот, проступивший у Леонарда на лбу, чувствовала исходивший от него запах страха. Люди, которых я любила, сделались врагами и преследователями, но другие люди, от которых я вовсе этого не ждала, воскресили во мне веру. Всякий раз такие поступки для меня – полная неожиданность, они разбивают мне сердце или кажутся незаслуженным чудом. Наверное, Джунипер могла бы все это точно прогнозировать, она гораздо лучше, чем я, разбиралась в людях и ситуациях. Увидев это, она сказала бы: «Наконец-то начинаешь соображать, Селестина!»
Тяжелые шаги кружили над нами, в растерянности метались, порядок сломан, точно отряд муравьев, сбившихся со следа. Я не замечала тот люк, пока он не открылся: его обводы сливались с полом. Если повезет, стражи тоже его не разглядят, но ведь они прошли специальную подготовку, их учили замечать все, их таким фокусом не обманешь.
– Они не смогут открыть его сверху, – шепнул мне Леонард, опаляя горячим дыханием мою шею. – Оттуда они не влезут. – Он ткнул пальцем в панель на потолке, открыть ее можно только карточкой-пропуском. – Но скоро они попытаются подобраться к нам по-другому.
Топот наверху прекратился, теперь стражи принялись колотить в ту дверь, за которой укрылся Бахи и все остальные. Родители Кэррика, маленькая Ивлин с Корделией, Мона – мне представлялось, как все они сгрудились внутри, пытаясь себя уверить, будто им ничего не грозит.
Это ты навлек беду! Мысленно я возвратила Бахи его слова, гнев распирал меня. Бахи, вождь этого маленького народа, миротворец: если это он вызвал стражей, чтобы избавиться от меня, то его страх перемен приведет к куда более значительным переменам, чем могла бы спровоцировать я, – и неизбежно принесет горе тем людям, о которых он так пекся.
– Бахи запер дверь и не впустил меня, – шепнула я Леонарду. – Может, он сам и вызвал стражей? Но с чего бы ему рисковать собственной свободой?
– Меня это не удивляет. – Он сердито покачал головой. – Лиззи всегда считала Бахи мерзавцем. Терпеть его не могла. Конечно, это он.
Так я ничему и не научилась, подумала я. Сразу купилась на рыцарственное поведение Бахи.
Я почувствовала, что обязана отплатить Леонарду доверием за доверие.
– Я спрашивала Мону о Лиззи, – шепнула я и вопреки всему, что творилось над нами, увидела, что Леонард весь обратился в слух. – Она сказала, Лиззи призналась тебе, что она заклеймена, и ты отверг ее, и поэтому она убежала – сердце ее было разбито.
– Не было такого! – сердито, возмущенно ответил он.
Слишком громко. Я зажала ему рот рукой. Глаза его расширились, он быстро закивал, обещая вести себя тише, желая продолжить разговор.
– Я же тебе говорил, – шепнул он, – я с самого начала знал про ее Клеймо. Догадывался, по крайней мере. У нее Клеймо на груди, и она всегда вела себя странно, если я хотел коснуться … – Он покраснел до ушей. – Мне это было все равно, я бы никогда ее не отпустил. Я надеялся, она доверится мне, я все время повторял, что не согласен с действиями Трибунала, старался облегчить ей признание. С какой стати Лиззи сказала Моне такое про меня?
Я нахмурилась, соображая, но разгадать эту путаницу не смогла. Неужели Мона солгала мне? Я ведь и с ней почти не знакома, никого тут не успела как следует узнать, но почему-то мне казалось, что она едва ли способна на такой обман.
Я покачала головой.
– Не знаю. Но мы выясним, – решительно пообещала я.
Снова шаги, стражи удалялись от пожарного выхода.
– Спасибо, Леонард, я понимаю, как ты рискуешь.
– Следую твоему примеру. На суде ты сказала, что помогла старику, потому что это правильно. Логика и сострадание, – напомнил он. – Я буду голосовать за партию Жизни.
Я улыбнулась.
– Надо идти, пока они не нашли другой проход. Сюда. – Он тронулся с места, и я последовала за ним по лабиринту, пронизывавшему весь завод.
Леонард привел меня в безопасное место, откуда мы могли наблюдать, как стражи собираются на переднем дворе. По одну сторону они выстроили с десяток Заклейменных, работавших на заводе легально, у всех на рукавах были повязки с буквой «П». Этим предстоит стать свидетелями расправы. По другую сторону отряд стражей караулил пойманных нарушителей – родителей Кэррика, Корделию с Ивлин, Бахи и Мону, всех, кто надеялся укрыться в лаборатории. Сердце забилось отчаянно: их схватили из-за меня, значит, мне следует сдаться. Пусть возьмут меня, а их отпустят – так будет правильно.
Тук-тук-тук.
Я двинулась вперед.
– Ты куда? – встревожился Леонард.
– Нельзя допустить, чтобы их увезли. Их арестовали из-за меня.
– Ты не можешь этого знать наверное! – возразил он. – Селестина! Стой!
Вдруг отчаянно завизжала Ивлин – страж схватил ее, – и я поднялась во весь рост, шагнула – если бы кто-то поднял в этот момент голову, меня бы увидели. Но из темноты взметнулась рука, потащила меня – я пыталась бороться, но, столкнувшись лицом к лицу с тем, кто меня схватил, узнала Кэррика – его запах, – я всем телом прижалась к нему, и он крепко обнял меня обеими руками.
– Даже и не думай! – негромко предупредил он.
– Я не могу допустить, чтобы их забрали!
– Они заберут и тебя и их – что толку? Сама подумай, Селестина.
