– Я же не выдала тебя, когда увидела. Сама посуди.
– Я уж и не знаю, что думать.
– Ты выбралась оттуда, ведь так? Ты сильная – я знала, что ты справишься.
Да, похоже, все люди считают меня сильной. А на самом-то деле …
– Вот что я хотела сказать. У нас есть еще один союзник среди стражей. Маркус, он приставлен к профессору Биллу Ламберту.
Маркус помог деду уйти от стражей, ворвавшихся в дом Ламбертов, он спрятал нас.
– Мне нужно связаться с ним, у меня тут люди, которых надо спрятать в надежном месте.
Кейт не отвечала.
– Алло?
– Это мой муж, – тихо сказала она.
Я удивленно, радостно улыбнулась и взмахнула кулаком: как славно, что в жизни столько прекрасных совпадений.
– Значит, он сможет проводить моих людей в безопасное место?
– Да, я сейчас же ему позвоню.
– И второе. Мне нужен адрес Рафаэля Ангело.
– Думаешь обратиться к нему?
– Да.
– Я найду адрес, но его никто уже много лет не видел. Креван запугал его, и он прячется.
– Значит, у нас с ним есть что-то общее.
33
Рафаэль Ангело жил в горах, в двух часах езды на машине, – его дом стоял глубоко в лесу, на возвышенности. Так далеко от проезжих дорог, что я бы в жизни его не отыскала. Даже с помощью очень подробных инструкций Кейт это оказалось делом нелегким.
Все наши отправились на джипе к Ламбертам, а Кэррику и мне для нашей особой экспедиции Леонард отдал свою машину. Как отблагодарить его за помощь – тем более что он помогал Заклейменным, подвергая себя опасности суда и тюремного срока? Я дала себе слово сделать для Леонарда все, что будет в моих силах.
В этой поездке по горам мы с Кэрриком впервые после бурных событий той ночи оказались наедине. Прежде у меня и минуты не было подумать о нас, но теперь, когда мы выбрались из города, ехали по горам, сравнительно безопасным (тут стражи появляются редко), оба мы начали успокаиваться. Кэррик опустил стекла и включил негромкую музыку, избегая тех радиостанций, которые передавали на всю страну известия о моем очередном побеге. Радиостанции, контролируемые Креваном, призывали остерегаться опасной беглой преступницы и немедленно о ней сообщить. Нормальные радиостанции обсуждали, почему за восемнадцатилетней девушкой ведется такая охота и как она с такой легкостью ускользает от системы. Уж нет ли изъяна в самой системе? Нужно ли вообще так пристально следить за Заклейменными, нельзя ли оставить меня в покое, если я буду жить тихо и никому не мешать? Что хочет доказать на моем примере Трибунал? Очень правильные вопросы.
Вот только любое обсуждение глушат принадлежащие Кревану СМИ, которые представляют меня зачинщицей всех беспорядков, какие только вспыхивают в городе, прокручивая каждый раз видеосъемку из супермаркета, где я попыталась спорить с полицией.
– Ты как? – спросил Кэррик, осторожно беря мою руку.
– Ничего.
– В смысле … после этой ночи …
У меня это был первый раз, и я его предупредила. Кэррик был нежен и бережен, все время спрашивал, хорошо ли мне, – и, хотя он ни словом об этом не обмолвился, я понимала, что для него это вовсе не первый раз. У парней из интерната соответствующая репутация, Мона меня предупреждала – и я подозреваю, что она знала, о чем говорила, сама и поучаствовала в создании такой репутации. Но не с Кэрриком, нет. Я была уверена, что между ними ничего не было.
– А, ты об этом. Да, все прекрасно. Спасибо. – Я покраснела, а он улыбнулся.
Улыбка преобразила его лицо. Я так привыкла видеть его напряженным, строгим, но от улыбки он сразу помолодел.
– Как ты узнала, что владелец Vigor – профессор Ламберт? – спросил он, с интересом присматриваясь ко мне.
Я засмеялась.
– Кэррик, ты сам внушал людям, будто я обладаю суперсилой, а когда у меня получилось небольшое чудо, тебя это удивило?
– Ну да.
– Я узнала логотип. Поначалу никак не могла вспомнить, где я его видела, но потом в голове щелкнуло: в его кабинете. И это типичная для него шутка – инвестировать в такую компанию.
– В каком смысле? – нахмурился Кэррик.
– Углекислый газ загрязняет окружающую среду. Vigor нашла способ превратить эти отходы в ресурс.
– Так, – подтвердил он, все еще недоумевая.
– И на эту работу взяли Заклейменных. Мы тоже – углекислый газ, – усмехнулась я. – Никому не нужные отбросы. Превратить проблему в решение. Так всегда поступает профессор Ламберт. Он дал мне совет, и тогда я не поняла его как следует, но теперь все ясно. – Переменив тему, я добавила: – Билл и Альфа говорили мне, что после интерната тебя ненадолго отдали им.
– Дружеский дом, так это называет Трибунал, – сердито ответил он. – По мне, больше похоже на жизнь условно-досрочно освобожденного: следят за каждым твоим шагом. Вышел из одной тюрьмы – попал в другую. Эти временные попечители должны помочь тебе влиться в общество, а на самом деле присматривают и отчитываются Трибуналу. Знай я, что завод принадлежит Ламберту, я бы туда и не сунулся.
– Ты думаешь, это Билл сдал тебя Трибуналу? – изумилась я.
– Я с ним, по-видимому, не так близко знаком, как ты, – отрезал он, выпустив мою руку и крепче ухватившись за руль. Лицо его вновь стало замкнутым.
– Я Билла видела всего раз в жизни, – тихо возразила я. – Альфа была моей учительницей математики, она единственная вызвалась учить меня на дому, когда школа, спасая свою репутацию, любезно попросила меня уйти. – Горечь в голосе я даже не пыталась скрыть.
Кэррик глянул на меня, лицо снова смягчилось, он готов был разделить все, через что я прошла после Клеймения.
– Расскажи мне, что случилось, почему ты перестал им доверять, – тихо попросила я.
Он помолчал, потом, с трудом сдерживая гнев, приступил к рассказу:
– Я находился у них на попечении и только начал искать родителей – дня не прошло, – как меня потащили в замок. Предъявили мне фотографии: меня засекли у того дома, где я жил с мамой и папой, когда меня забрали.
– Фотографии? И это все? Это вовсе не доказывает, что ты пытался найти родителей! – рассердилась я. – С каких это пор человека клеймят за то, что он прошелся по местам своего детства?
– Человек, который сдавал нам комнату тринадцать лет назад, сделал заявление перед Трибуналом, – отрешенно продолжал Кэррик. – Сообщил, что я задавал ему вопросы.
– Но, Кэррик, и это ерунда. С каких пор задавать вопросы …
– Я не собирался ничего отрицать, Селестина! – рассердился он. На минуту умолк, чтобы успокоиться. – Мне понравилось, какие у них сделались рожи, когда я в точности объяснил, что я собирался сделать. Пусть родителей найти не получилось, это я вполне мог считать победой – их рожи, когда они поняли, что со мной им ничего сделать не удалось.
