– В тринадцать лет вы уже смогли этому научиться?
– С тринадцати лет эта система начинала действовать. Какое-то время, конечно, требовалось, чтобы привыкнуть. – Он снова рассмеялся.
– Объясните мне, что это за «главные пороки», которые вы упомянули, и какова была цель такого наказания.
– Если вкратце … У каждого человека есть какая-то главная отрицательная черта. Иногда она берет верх над всем характером, превращается в порок. Мы учились различать в себе такие свойства, справляться с ними и совершенствовать свой характер.
– Эти семь пороков – они соответствуют семи смертным грехам?
– Эти детские наказания не входят в систему Трибунала. – Он все еще улыбался, но взгляд сделался острым. – Мы вроде бы собирались поговорить о Трибунале, рассеять кое-какие мифы, распространяемые партией Жизни и прочими. В этом я охотно готов принять участие.
– Эти наказания – часть вашего воспитания. И это первый этап Трибунала, его корни, можно сказать, так что да, мне интересно, – возразила Эрика.
Он медленно выдохнул, словно выпустил носом пар. Я видела, он уже злится, но пытается это скрыть.
– Семь основных изъянов характера. Самоуничижение, то есть склонность умалять, недооценивать самого себя. У такого человека развивается комплекс неполноценности. Саморазрушение – человек постоянно срывает собственные планы, сам себе вредит и себя наказывает. Он всегда в смятении, пытается уйти от самого себя.
Мученичество – неумение принять ответственность, склонность винить во всем других.
Упрямство – нежелание принимать перемены, даже позитивные.
Жадность – эгоизм, излишнее потакание себе, избыточное потребление.
Заносчивость – уверенность в своем превосходстве, потребность казаться лучше, чем ты есть, потому что не можешь смириться со своей заурядностью.
Нетерпение – неумение ждать, раздражение при виде препятствий.
– Вы применяли тот же метод воспитания к своему сыну Арту?
Мое сердце слегка дрогнуло, когда она упомянула Арта. Мне все еще хотелось его защитить – естественная реакция, ведь еще недавно я думала, будто люблю его. Но тут же я вспомнила, кем он стал, и сочувствие сменилось гневом. И все же я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, когда они вот так обсуждали Арта.
Креван подобрался:
– Моему сыну уже восемнадцать.
– А пока он рос?
– Нет, – просто ответил он. Поерзал в кресле.
– И вашего деда, вашего отца это устраивало? Такое нарушение традиций, принятых в доме Креванов?
Он нахмурился, вопрос ему, видимо, показался нелепым.
– Моему сыну такие методы воспитания не требовались. Что опять-таки подтверждает мою теорию: люди стали меняться. Новое поколение – поколение очищенное. Год от года мы приговариваем к Клейму все меньше людей.
– Или можно сказать и так: вы распространили отеческую дисциплину на весь народ.
Он рассмеялся, прикидываясь, будто его повеселил такой вывод.
– Ну это и вовсе натяжка.
– Эниа Слипвелл утверждает, что люди в нашей стране живут в страхе. Это ли вы считаете благой переменой? Если каждый человек в стране парализован страхом, боится допустить промах, боится вообще принимать решения, рисковать – лишь бы не нарваться на самое страшное наказание, не превратиться в парию?
– Нет, я с Эниа не согласен. Повторяю: теперь люди научились думать, прежде чем действовать.
– И если этому их научил страх, тоже ничего? Не подрывает ли это принципы демократии?
– Да ладно! – Он уже не сдерживал досаду. – Мы живем в демократической стране, послезавтра наш великий народ в очередной раз явится к урнам для голосования – и голос каждого будет услышан.
– А если проголосуют за партию Жизни, главная цель которой – роспуск Трибунала?
– Не думаю, чтобы так случилось, – уверенно ответил он. – У партии Жизни нет политического опыта. Нам ничего не известно о позиции Эниа Слипвелл и ее сторонников по другим вопросам, кроме «принципиальных разногласий с Трибуналом». И я уже начинаю думать: а что скрывает Эниа Слипвелл? Чем ей так не угодил Трибунал?
– Видимо, она считает Трибунал негуманным, – заметила Эрика, и зрители приветствовали ее слова радостным кличем. Эрика немедля перешла к другому вопросу:
– Я только что получила информацию, что началось расследование и вашей деятельности.
Креван слегка смутился, но справился, хотя на него и обрушился такой сюрприз в прямом эфире.
– Дела Трибунала часто проверяются. Иногда требуются подробности или уточнения. Всегда находятся бдительные люди, следящие, чтобы все строго соответствовало правилам, – пояснил он.
– Но в данном случае расследуется именно ваша деятельность, мистер Креван. По-видимому, речь идет о случаях, вызвавших в обществе споры. В особенности последнее, очень странное дело – Селестины Норт. Многие считают, что она заклеймена несправедливо, что изъян не в ней, а в самом приговоре.
Я изумилась, услышав, как легко она упомянула мое имя.
– Это внутреннее расследование, но мы видели документы, – произнес чей-то голос прямо мне в ухо. Я оглянулась – рядом стояла Эниа Слипвелл.
Ох! Может быть, и правда что-то начнет меняться.
На экране судья Креван замер на миг. Потом:
– Рад буду предоставить расследованию любую информацию по делу Селестины Норт, но пока что я впервые слышу о самом расследовании и не намерен обсуждать это дело с вами. Могу лишь заверить: я такой человек, для которого важнее всего торжество справедливости.
Креван, сцепив зубы, ждал следующего вопроса, пытался скрыть свой гнев.
– И последний вопрос. Если бы ваш дед и ваш отец были сегодня с нами, какую бы табличку они повесили вам на шею, как вы думаете? Что вы считаете своей «главной отрицательной чертой»?
Он призадумался, по лицу блуждала рассеянная улыбка.
– Жадность, – сказал он наконец. – Я очень многого, может быть, даже слишком многого хочу для моей страны, для моего народа. Я хочу для нас только лучшего. Возможно, люди порой смотрят на меня так, как я подростком смотрел на отца. Я это понимаю. Если мне отводится роль страшного серого волка, то ради блага общества я готов принять эту роль – когда-нибудь народ скажет мне за это спасибо, как я сказал спасибо отцу. Число приговоренных к Клейму сокращается. Люди меняются. Люди научились сразу распознавать добро и зло, их моральный кодекс отличается от того, который действовал во времена моего дела, когда страна была в финансовой разрухе, когда мы переживали катастрофу, откровенно говоря.
– Или можно предположить, – вставила Эрика, – что нынешние лидеры страны научились на опыте предшественников, на их ошибках. И за это можно было бы этих предшественников поблагодарить.
