– Мистер Ангело, в задачи Трибунала не входит смягчать приговор, – ответил судья Джексон вежливо, но непреклонно.
– Верно. И в его задачи не входит восстанавливать справедливость, когда приговор вынесен по ошибке. Но это входит в задачи правительства, – напомнил Рафаэль. – Власть без милосердия, власть без человеческого достоинства – тиран. Я намерен апеллировать по этому делу к премьер-министру.
– Ошибочный приговор? – переспросил судья Джексон, нахмурившись. – Мы собрались для того, чтобы обсудить допущенные Селестиной нарушения. И при всем уважении, мистер Ангело, завтра выборы. Вы рискуете – кто знает, каков будет состав правительства?
– В самом деле, премьер-министром может стать Эниа Слипвелл, и для нашего дела это конечно же будет более благоприятно.
– Вот уж сомневаюсь! – фыркнул Креван.
Судья Джексон, кажется, не был так уж уверен, к тому же его раздражало, что Креван постоянно вмешивается в разговор, хотя его просили держаться на вторых ролях.
Нашу встречу прервал страж:
– Судья Джексон, вас срочно вызывают к телефону в вашем кабинете.
– Неужели нельзя подождать? – растерялся Джексон. – Это важный разговор.
– Сказали, срочно, сэр.
Я глянула на Санчес – та прятала глаза, и я поняла, что она каким-то образом подстроила этот срочный вызов своими эсэмэсками. Обидно – только Рафаэль достучался до судьи Джексона. По крайней мере, из этой троицы он был наиболее честным.
Джексон вышел, а Рафаэль продолжал как ни в чем не бывало:
– И каким же образом вы хотите дополнительно наказать мою клиентку? Вы и так приговорили ее к пяти Клеймам.
– Всегда можно найти новое место для Клейма, – подмигнул мне Креван.
Он и правда думает, будто никто ничего не узнал. Я заметила, как изменился взгляд Санчес. Его наглость напугала ее – и рассердила.
– Например, поясница, – подсказал Рафаэль.
Сердце отчаянно забилось. Дошли до сути. Сейчас Рафаэль выложит карты на стол.
Санчес тоже это почуяла, выпрямилась, напряглась.
Креван уставился на Рафаэля не моргая.
Долгое молчание.
– Будем говорить начистоту, – сказал Рафаэль. – У нас есть видеозапись, на которой вы, судья Креван, собственноручно ставите этой юной леди Клеймо на поясницу – без анестезии.
У Кревана дернулся глаз.
– До меня дошли слухи о подобной видеозаписи, однако ее никто не сумел найти. Лично я считаю это пустой угрозой – не существует никакой записи.
– Есть запись, – сказала я.
– Могу вас заверить, судья Санчес, никакой записи не существует, и даже если нам предъявят какую-то съемку, это дешевая подделка, как все, что нам показывают в интернете, – сказал Креван своей коллеге.
Он пытался привлечь ее на свою сторону. Санчес молчала и пока что прятала свои козыри. Я не знала, чью сторону она выберет в итоге.
– Селестина сегодня утром была у вас дома, – недоверчиво сказал ей Креван.
– Да, и я звонила вам лично, чтобы сообщить об этом, но стражи подоспели первыми.
– Это я вызвала стражей. – Мне наскучила их игра в кошки-мышки. Хватит с меня игр. Все в открытую. – Судья Санчес хотела выдать меня вам в руки. Хотела что-то получить в обмен на меня. Заключить сделку.
Она удивленно поглядела на меня, однако ей пришлось продолжить то, к чему я подступилась.
– Вы наделали слишком много ошибок, Боско, – сказала она. – Начато внутреннее расследование. Меня вызывают свидетелем – и мне придется отвечать на все вопросы.
– Чего вы хотите? – спросил Креван. Как будто ни меня, ни Рафаэля тут не было.
– Я хочу, чтобы вы ушли в отставку. Хочу возглавить Трибунал.
Он нервно рассмеялся.
– Чтобы я уступил вам свое место?
– Да, я хочу контролировать Трибунал. Полностью контролировать.
Он поднялся. Стоял словно одеревенев.
– Хотите мою работу в обмен на что? На нее? – ткнул в меня пальцем. – Она уже тут.
Он даже по имени меня не удостоивал назвать. Я заметила, что и Рафаэля это возмутило.
– У меня есть запись, – сказала Санчес. Кровь отхлынула от лица Кревана. – Я видела, как вы своими руками поставили Клеймо семнадцатилетней девочке. Это было омерзительно. Бесчеловечно. Не для этого был создан Трибунал.
На миг он опешил. И все же:
– Я вам сказал, запись – подделка.
– Думаю, в это мало кто поверит.
У него заходил кадык.
– Вы опозорили весь Трибунал, Боско, и если придется, я покажу эту запись всей стране, потому что это ваших рук дело. Недопустимо, чтобы вы оставались верховным судьей, это погубит Трибунал. У нас уже полно неприятностей. Я сумею выстроить отношения с новым правительством. С чистого листа. Мы снова будем заниматься тем, к чему мы призваны.
Боско ее предложение вовсе не обрадовало. Трибунал для него – что сын родной. Похоже, Эрика Эдельман права: Креван вообразил себя отцом народа. После смерти жены он сорвался, винил всех в своей утрате, заклеймил врача, которая поставила неверный диагноз, упустила рак. Почувствовал вкус личной мести, и тут-то все человеческое в нем затрещало по швам, а изнутри вылезло чудовище.
– Ничего у вас не выйдет. – Креван угрожающе перегнулся к ней через стол. – Трибунал основан моим дедом. Во главе Трибунала всегда стоял один из Креванов.
– Я сумею это сделать – и сделаю. – Санчес тоже поднялась на ноги.
Мы с Рафаэлем переглянулись. Мне этот разговор добра не сулил. Они заключат сделку, а в проигрыше останусь я.
– Самое лучшее и правильное, что мы можем сделать, – сказала она, – это чтобы вы ушли по собственному желанию. С новым правительством начинается новая эпоха, обновленный Трибунал. Уйдете без скандала, никаких вопросов, видеозапись никто не увидит.
– А что будет со мной? – спросила я, прерывая их поединок.
– Я верну тебе свободу, – сказала судья Санчес. – Мистер Ангело прав. Трибунал не должен быть превыше милосердия.
– Отмените мой приговор? – рявкнул Креван.
– Это единственный выход.
– Не единственный! – завопил он во всю глотку.
Кэррик и дед прилипли к стеклянным перегородкам, пытаясь понять, что происходит. Но даже Рафаэль и я не очень-то это понимали, хотя и находились с Креваном в одной камере.
Креван ринулся к двери, попытался открыть.
– Камера заперта, – напомнила я.
– Бога ради, откройте! – заорал он, надрываясь.
– Вас не услышат, – спокойно сказала я. – Камера звуконепроницаема.
