И вот к молодому врачу в ординаторскую вихрем летит Нина с криком:
– Каравул, лифтщик упал!
А врач, растерянно:
– И я причем?
– Ну я же не справлюся…
– Ну так размер надо правильно подбирать. А если на Ваши буфера нет нужного размера, шейте на заказ.
– Так поможи, сыночек. Надобно его поднять.
– Я должен тебе его подымать?
– Ну дык ты же дохтер. А кого ине просится? Сестрицы слабые, одни не справятся…
Врач, наверное, хотел что-то съязвить, но пришла раздатчица и раставила все точки над «и»:
– Дмитрий Сергеевич, лифтеру нашему – Ивану Васильевичу плохо.
– Дык вот, говорю же, что лифтщик упал, – опять взялавь за свое Нина.
Как бы не было тяжело в данной ситуации, но раздатчица расхохоталась, а доктор покраснел, как рак.
– А я и не понял. Думал, у нее, ну этот самый упал. И показал область груди. Выражаться-то надо! И еще один случай см. прикрепленный файл – как познакомились мои бабушка с дедушкой!
Ивана Васильевича госпитализировали, а по отделению долго ходил рассказ про лифтщика.
ПЛАТЬЕ А-ЛЯ ВАМП
Я была обычной полу тургеневской женщиной. Почему полу тургеневской? Да потому что полностью тургеневская женщина не работает, носит шляпки с вуалью, зонтики и кружевные перчатки. Мне же приходится носить тяжелые авоськи да плюхать в другой конец города на опостылую службу ради получения парочки рубликов презренного металла. Хотя, презренный металл – это золото. А я получаю жалкие деревянные, про которые говорят: кот наплакал. Ну и жадный был котяра, даже слез пожалел, наплакал всего ничего.
Так вот, мои кружевные гипюровые перчаточки порвались вчера на рынке, когда я несла здоровенную авоську с овощами. Несла для себя любимой, а перчатки не выдержали. Слишком они были нежны и хрупки. Ну точно, сделаны для тургеневских барышень. И зонтик тут не в тему: если несешь две сумки, то его можно повесить только в зубы.
Но мечтаю я как тургеневская женщина. И скромна также как она. Потому и одна.
И вот как-то звонит мне закадычная подруга Галка и предлагает сходить на женский тренинг.
– Во-первых, ты разовьешь свои лидерские качества, которые в тебе спят крепким сном еще не родившегося младенца.
– Во– вторых, разовьешь свои женские качества, которые у тебя, наверное, в самом что ни на есть зародышевом состоянии.
– В третьих, развивая одни и другие качества, встретишь свою судьбу.
Галка вылакала литровую чашку кофе с молоком и сахаром, перевернула ее вверх дном. Потом взяла обратно и прочитала надпись на чашке: «Тише едешь – никому не должен!»
– Подруга, выкинь ты эту чашку. Вернее, разбей на свое счастье. И никогда не покупай таких чашек! Не для тебя они.
– Слушай, ты какие качества мне предлагаешь развить: женские или лидерские? Одни качества несовместимы с другими. Баба – лидер – это не баба или не лидер. Вспомни фразу: «Она не женщина, она директор!» Во-вторых….
– Слышь, Каштанка, ты как серая мышь, сидишь в своей норке и боишься нос высунуть на улицу, везде мерещатся черные коты. Ты скоро будешь как толстая ленивая крыса. Вернее, толстая ленивая облезлая крыса. Тебя хочется хорошенько встряхнуть. Да в фильме директор стала женщиной, потому что влюбилась и почувствовала, что ее любят.
Тут Галка выпустила из рук мою чашку, и она вдребезги разбилась.
– Ну, я же говорила на твое счастье!
Я нагнулась и стала собирать осколки своего счастья, и вскоре глубоко порезала указательный палец.
– Ты как бестия ворвалась в мою жизнь со своими дурацкими курсами! Может мне еще и с парашюта спрыгнуть?
– Да кто ж тебе позволит? Ты со страха забудешь его раскрыть.
– Больно, глубоко порезала палец.
– Классно, значит, счастье будет глубоким. До свадьбы заживет.
– До чьей свадьбы?
– До нашей. До твоей и моей.
– У тебя уже была одна свадьба.
– И еще одна будет. Вышла замуж и развелась. Сколько живешь – столько и женись. В общем так, жду тебя в субботу во дворце Профсоюзов. Не дай себе заржаветь!
Я долго смотрела на осколки своего счастья, оставшиеся от моей кружки. Потом забинтовала порезанный палец и начала из осколков составлять кружку. Что-то получилось. Конечно, не хватало совсем меленьких осколочков, ну да ладно, склею то, что есть. Только из этой чашки мне не пить. Пусть себе стоит-красуется. И почему бы не сходить с Галкой на тренинг? Когда я в последний раз где-то была? У Галки в гостях.
Она позвонила в пятницу, накануне и попросила одеться стильно.
– Там будут какие-то конкурсы, за участие в них будут бонусы. Так что, не одевай свои чехлы от самолетов, перестиранные, словно бывшие в употреблении бабы, а надень что-нибудь интригующее.
Из интригующего у меня было только одно красное вечернее платье. Я не помню, куда его одевала и когда, и платье выглядело сиротливо, словно ребенок, от которого отказались родители и сдали его в детский дом. И вот оно тосковало-тосковало, ожидая свою маму-хозяйку.
Я примерила. Конечно, с того момента, не знамо с которого, я раздобрела на полтора размера, и платье сидело на мне в облипку, предательски выдавая все округлости. Словно переполненная тарелка, с которой скоро все начнет валиться назад. На новое вечернее платье денег не было, и я, вздохнув, повесила платье в шкаф, пошла спать.
В нужное время я была в нужном месте. Галки еще не было, и я вошла вовнутрь.
– Боже, у вас платье, словно свежая кровь! – воскликнула вахтер.
– А я – женщина-вамп, – негромко ответила ей.
– Что значит, женщина-вам? Это вам, женщина, надо быть поскромнее! Вы на семинар пришли, а не в гостиницу путанить.
Вот те на. Даже самые отсталые слои населения знают кто такие путаны. А еще утверждают, что в их годы секса не было.
Я открыла бардовую сумку, и оттуда выпала какая-то бумажка.
– Подберите, пожалуйста, свой мусор! – с металлом в голосе попросила божий одуванчик.
– Акуратесса, – сказала я ей в тон, нагнувшись за злосчастной бумагой. Мне показалось, что платье треснуло. Только этого не хватает.
– Да, я – бывший профессор, – с гордостью ответила вахтер.
– Во, дела, бабка-то тетеру глухой….
Тут подошла моя Галка, у которой захватил дух от платья.
– Слышь, подруга, ты еще экстравагантрее платья не могла найти? Вырез от талии ну почти до бедра.
– Какой вырез? Платье-то без выреза.
И тут я с ужасом увидела, что платье все-таки поехало по шву, когда я наклонялась за этой проклятой бумагой.
