— Сдаюсь! — прохрипел бандеровец.
Но он уже не интересовал Кирилюка. Вскочил, осматриваясь. Где чемодан?
Неподалеку стоял с поднятыми руками Сливинский, и Левицкий ощупывал его карманы. Рядом лежал на траве чемодан.
Петро, забыв обо всем, подбежал к нему.
Сливинский стоял в нескольких шагах от него. Только теперь, увидев этого молодого человека в стеганке, пан Модест окончательно осознал все происшедшее. Губы у него задрожали, как у несправедливо обиженного ребенка. Он закрыл лицо и застонал.
— Руки!.. — угрожающе прикрикнул солдат, стоявший перед ним, и Сливинский снова поднял вверх руки — некогда холеные, а теперь грязные и потрескавшиеся, но с золотыми перстнями. Горечь и страх переполнили его. Боже мой, каких–то несколько километров осталось до цели — вот они, польские Бескиды! Он поднял глаза и посмотрел на крутой темно–зеленый склон за долиной. Словно в ответ, над горой взлетели два красных пятнышка — сигнал, что его ждут, что уже приготовились и сейчас…
Где–то далеко–далеко, будто только послышалось ему, застрекотали автоматы. Мимо Петра пробежал Левицкий.
— Передайте на заставу, — приказал кому–то в кустах, — операция завершена удачно!
Подошел к Кирилюку.
— Только что бандиты с той стороны, — указал на склон горы, где погасли ракеты, — начали атаку на заставу. Опоздали…
Сливинский слышал эти слова. Стоял, глядя в темнеющее небо, и ни о чем не думал. Жгло под сердцем от жалости к себе, от неимоверного ужаса; знал, что все пропало, что нет никакой надежды, но все же молился…
Петр огляделся вокруг. Каленчук стоял лицом к буковому стволу, подняв руки и словно обняв дерево. Рядом двое солдат, которые брали его. Значит, бандит не попал в них. Третьему бандеровцу лесник на всякий случай скрутил руки ремнем.
И чемодан — большой, тяжелый.
Петр обошел вокруг чемодана, все еще не веря в удачу. Левицкий что–то приказывал солдатам, но Кирилюк не вслушивался. Смотрел на солнце, слушал шум, в который вплеталась далекая стрельба — это застава вела бой с бандеровцами.
Авторизованный перевод Вадима Власова
