— О, вы не беспокойтесь, я подожду, — приветливо
предложил Грэмпс. — Мне, в общем-то, некуда спешить. Да и я еще ведь не
успел расспросить вас обо всем.
Пелли Бакстер нетерпеливо ожидал Джейн возле двери в
кабинет. Пропустив ее вперед, он плотно прикрыл за собой дверь.
Корлисс Рэмси подняла глаза от пишущей машинки, бросила ему
ободряющий взгляд и снова принялась стучать по клавишам.
Минуту-другую Грэмпс нетерпеливо мерял шагами прихожую, а
затем вдруг направился в кабинет Харви Стэнвуда.
Это был просторный, обставленный современной мебелью кабинет
делового человека, с письменным столом, заполненным документами, решениями
налоговой инспекции, копиями законов о налогах и справочниками по бухгалтерии.
На углу стола лежали две газеты. Небрежным жестом Грэмпс
взял в руки одну из них, увидел, что она помечена двадцать четвертым числом,
затем взглянул на другую. На ней тоже было указано двадцать четвертое число.
Но тут в дверях появилась Корлисс Рэмси. Вежливо, но твердо
она произнесла:
— Мне очень жаль, но посетители должны ожидать в
приемной. Таков порядок.
— О, прошу прощения, — засуетился Грэмпс и сопровождаемый
Корлисс Рэмси вернулся обратно в приемную, где плотно уселся на стул и принялся
с интересом листать иллюстрированный журнал.
Прошло не менее четверти часа, прежде чем Пелли Бакстер
покинул контору Прессмана.
Джейн Грейвен не появлялась. Дверь кабинета, где шел
разговор, осталась полуоткрытой.
Бросив вопросительный взгляд на Корлисс и увидев, что она
полностью поглощена работой, Грэмпс негромко сказал:
— По-моему, она ждет меня, — и осторожно прошел
через полуоткрытую дверь вовнутрь.
Джейн Грейвен сидела за письменным столом, подперев голову
руками. Она подняла ее, увидев на пороге Грэмпса, и он заметил залитое слезами
лицо. Очень осторожно он прикрыл дверь.
— У меня все. — Джейн с трудом удалось произнести
эти слова спокойным, деловым тоном. — Ничего больше я вам не могу сказать.
Грэмпс нагнулся к ней.
— Послушай меня, девочка. Если кто-то пытается тебе
угрожать…
Она вздрогнула, но постаралась тут же взять себя в руки.
Встав со стула, она повернула к нему спокойное лицо, на котором только покрасневшие
глаза выдавали то, что она недавно плакала.
— Это все, мистер Виггинс. У меня действительно больше
нечего вам сказать.
— Хорошо, — сказал Грэмпс. — Когда вы это так
говорите, да еще таким голосом, нельзя не поверить, что так оно и есть… Но я
вас прошу, милая, не забывайте обо мне. Моя фамилия Виггинс, но все зовут меня
Грэмпс. А найти меня, если понадоблюсь, можно в доме окружного прокурора, в
Санта-Дельбарре, по крайней мере до тех пор, пока с этим делом не будет
покончено. Если я что-нибудь смогу для вас сделать, я к вашим услугам.
— Спасибо, мне ничего не нужно.
Выходя, Грэмпс еще раз долгим пытливым взглядом обвел
кабинет Харви Стэнвуда.
Глава 23
Сидя в холле небольшого второразрядного отеля с вечерней
газетой от двадцать четвертого числа в руках, Грэмпс очень быстро понял, что
каждое слово в так называемой предсмертной записке, которую нашли в фермерском
домике в Петри, было вырезано из этого номера газеты. Он нашел все заголовки.
Один из них, напечатанный косыми буквами на последней странице, служил
заголовком для редакторской статьи. Другие были просто обычными заголовками.
Тогда почему, задавал он самому себе вопрос, Харви Стэнвуд
держал две эти газеты у себя на столе?
Грэмпс неутомимо трудился над этой головоломкой, затем
кончиком перочинного ножа, который он всегда носил с собой, аккуратно вырезал
из своего номера газеты те же слова, которые были наклеены в предсмертной
записке.
Сделав это, Грэмпс сложил узкие полосы бумаги и положил их в
карман куртки. Затем он скомкал изрезанную газету и затолкал ее в мусорную
корзину, стоявшую в углу. Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль. Вытащив
из корзины мятую газету, он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом, а,
затем, улыбаясь, аккуратно свернул ее и вышел из отеля с видом человека, которого
вдруг осенила действительно прекрасная идея.
Глава 24
Милдред Дюриэа задумчиво сказала:
— У меня такое чувство, что надвигается какое-то
несчастье.
— Грэмпс, наверное? — улыбаясь, спросил муж.
— Да. Если я не знаю, где он и чем занимается, мне
сразу становится не по себе. И когда я узнаю наконец, чем он занимался, это
подтверждает мои худшие опасения. А ты как думаешь, чем он сейчас может быть
занят?
Дюриэа зевнул.
— Не знаю, я ведь не очень-то церемонился с ним вчера
вечером, когда он притворился, что у него болят зубы, а на самом деле потом
приехал и болтался у меня в приемной, пытаясь вытянуть какие угодно сведения из
свидетелей. Возможно, он на меня обиделся. Во всяком случае, с тех пор я его не
видел.
— Может быть, ты и обидел его в какой-то степени, —
возразила она, — но уж изменить его методы точно не в твоих силах.
— Ну, во всяком случае, — заключил Дюриэа, —
мы можем не волноваться о нем. Я привязан к нему, но…
— Ты не понял, что я имею в виду, — перебила его Милдред.
До тех пор, пока не будет до конца расследовано это дело Прессмана, Грэмпс не
будет знать покоя. Бог знает, чем это может кончиться.
Но Дюриэа, казалось, был настроен очень благодушно.
— Да ради Бога, если ему это так нравится! В конце
концов, если любой человек может прочесть в газете о том, что было совершено
убийство, то никто не может запретить ему попробовать найти улику. Но только,
слава Богу, кроме Грэмпса, никто этого не делает.
— Грэмпс, — трагически произнесла Милдред, —
совершенно непредсказуемая личность.
— Может быть, он, обиженный и оскорбленный, уехал
обратно в Мексику, — предположил окружной прокурор. — А там он
немного остынет, его раненое самолюбие перестанет его мучить, и в одно
прекрасное утро мы услышим, как у наших дверей заскрипит и загромыхает эта
старая мышеловка, которую он упорно называет автомобилем.
Милдред, медленно потирая руки, обошла вокруг кресла, в
котором восседал Френк Дюриэа, схватила его за подбородок и, приподняв его
голову к своему лицу, сказала:
— Открой глаза, и пошире.
— Ну и в чем дело с моими глазами?
— Ты, — объявила она торжественно, — просто
морочишь мне голову.
— Что за нелепое обвинение! Выражайся более
определенно, если хочешь, чтобы я сознался. А то еще, не дай Бог, сознаюсь в
чем-то, о чем ты даже и не подозреваешь. Лучше расскажи поподробнее, что тебя
мучает.
