— Ты ведь сейчас расследуешь дело об убийстве
Прессмана, — сказала она. — Поэтому-то тебя совершенно не волнует,
чем там занят Грэмпс.
— Ну, — неуверенно, сказал он, — мы ведь
делаем кое-какие успехи.
— И кроме этого, тебе отлично удается держать меня в
неведении.
— Да нет же, ты ошибаешься. Милдред присела на ручку
его кресла.
— Коржи, — с чувством сказала она, — уже
сейчас можно ставить в печь. Если этого долго не делать, они станут невкусными.
А затем я еще слегка присыплю их сахаром и, когда обед уже будет подходить к
концу, поставлю их в хорошо подогретую духовку и испеку специально для того,
чтобы сделать земляничный торт. А земляника, уже помятая и протертая с сахаром,
лежит, между прочим, в холодильнике. А еще там же стоит приготовленная большая
миска со сладкими взбитыми сливками… И я представляю это так: вытащу из горячей
духовки пышущий жаром нежный, пухлый корж, положу на него большой кусок масла,
а сверху — слой мелко натертых подслащенных ягод, чтобы земляничный сироп
смешался с горячим растопленным маслом и пропитал пирог насквозь. Затем я
положу сверху еще один горячий корж, а на него положу еще ягод, все это покрою
толстым слоем взбитых сливок и принесу его сюда, нам на десерт. Но если ты
по-прежнему будешь морочить мне голову, то на пирог у меня не останется
времени.
Окружной прокурор сделал вид, будто утирает ладонью рот.
— Женщина, — возмущенно заявил он, — ты
заставляешь мои слюнные железы работать с такой интенсивностью, что я вот-вот
захлебнусь. Отправляйся-ка на кухню и займись своим земляничным пирогом, а я с
Грэмпсом Виггинсом сам разберусь.
— Нет уж, — сказала она. — С места не
сдвинусь до тех пор, пока ты мне все не расскажешь, и со всеми подробностями,
будь так добр. Не надейся, что я позволю своему мужу расследовать дело об
убийстве и держать все при себе.
— Но мы еще не закончили это дело. Нам еще нужно многое
выяснить.
— Хватит спорить. Давай рассказывай, что ты знаешь.
— Прекрати немедленно, — расхохотался Дюриэа.
— Ну вот еще! Это во мне бродит кровь Виггинсов. Во мне
сейчас говорит Грэмпс и будит самые худшие инстинкты. Я уже почти стала Дюриэа,
а теперь вдруг на поверхности появился этот ужасный Виггинс. Но тут уж ничего
не поделаешь. Нет информации — нет земляничного пирога!
— Хорошо, — сдался Дюриэа. — Я все тебе
расскажу.
— И пожалуйста, все без утайки. Дюриэа тяжело вздохнул.
— Начнем с оружия. Существует огромное количество
методов и способов трассирования оружия, хотя я лично не вижу никакого смысла
объяснять их даже такому увлеченному своей страстью любителю, как твой дед.
— Почему?
— О, видишь ли, он не признает никакой долгой,
кропотливой, рутинной работы, даже если она и ведет к успеху. Ему нужен горячий
след, чтобы бежать по нему, как гончая.
— Я тебя поняла. Ты имеешь в виду то, как лежал
револьвер в руке убитого?
— Вот именно.
— Ну, так что там с револьвером?
— Это довольно старый револьвер, — продолжал
Дюриэа. — Он был изготовлен двадцать семь лет назад. Его сначала купил
торговец оружием в Батте, штат Монтана. Затем продал его торговцу скотом,
который уже умер к настоящему времени. Мы связались с вдовой этого человека.
Она вспомнила, что у него действительно был такой револьвер и он им страшно
гордился. Затем, она сказала, тот продал его какому-то франту из Калифорнии.
Его фамилию она не смогла вспомнить.
Мы затем начали проводить расследование в том направлении,
что, может быть, кто-то из людей, связанных с этим делом, мог иметь какие-то
связи с покойным торговцем скотом.
— Ну, — поторопила мужа Милдред, ее глаза так и
сверкали от любопытства, — и что же выяснили?
От удивления у Дюриэа высоко полезли вверх брови.
— Ты сейчас точь-в-точь Грэмпс, только еще хуже, —
заявил он.
— Но это ведь все так невероятно интересно, Френк.
— А ты лучше подумай о том, сколько пришлось побегать,
прежде чем мы все это узнали, — посоветовал он.
— Хорошо, пусть будет так, но ответь мне поскорее: что
вам удалось узнать?
— Мы узнали, — продолжал он, — что Пеллмен
Бакстер из Лос-Анджелеса имел ранчо неподалеку и что Пелли Бакстер был одним из
ближайших приятелей Прессмана. Естественно, мы заинтересовались Бакстером.
— И когда же он жил на этом ранчо?
— Лет пять назад.
— И как давно умер этот торговец скотом?
— Уже года три… Вот так оно и бывает. Вдова этого торговца
вспомнила фамилию Бакстер, когда мы, как будто случайно, упомянули ее, она
многое вспомнила о Пелли Бакстере и, кстати, вспомнила, что именно он купил
револьвер.
— И что потом?
— Тогда мы отправились к Бакстеру. Он вспомнил этот
револьвер, но сказал, что купил его для приятеля.
— И кто же этот приятель?
— Прессман.
— То есть он отдал револьвер Прессману?
— Да. Он говорит, что ему было известно, что Прессман
мечтает об оружии именно такого типа, и поэтому он отдал револьвер ему, как
только приехал из Монтаны, а потом совершенно позабыл об этом, попросту
выбросил этот факт из головы и припомнил только тогда, когда мы его об этом
спросили… Похоже, что Бакстер вообще коллекционирует оружие, чего только у него
нет: револьверы, ружья, пистолеты, и древние, и современные, и все это
развешано по стенам от спальни до библиотеки — фактически весь его дом заполнен
оружием.
— А он женат? — спросила Милдред. Дюриэа
рассмеялся.
— А какое это имеет отношение к делу?
— Ну, я не знаю. Я просто спросила. Ты упомянул его
квартиру.
— Нет, — ответил Дюриэа, — он не женат. Он
старый холостяк, увлекается спортом. У него дом, в котором он может предаваться
своим хобби, говорит, что это потому, что он терпеть не может, когда ему
мешают, и поэтому же и не выносит наемные квартиры.
— А как ты считаешь, это действительно было
самоубийство?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Но ведь это был револьвер Прессмана? Дюриэа
улыбнулся.
— Мы уже в самом начале отбросили версию самоубийства.
— Но послушай, если он был застрелен из своего собственного
револьвера…
— А это, — подхватил Дюриэа, — подводит нас к
очень интересному вопросу. Мы ведь допросили и миссис Прессман. Ей сейчас около
тридцати. А ему было уже за пятьдесят. Женаты они были уже лет пять. Вся его
жизнь была безраздельно отдана бизнесу. Можешь себе представить, как к этому
относилась его жена, которая ко всему,еще была моложе его на добрых двадцать
лет.
