— Старый, добрый коктейль, — задумчиво сказал
Дюриэа. — Может сгладит все, что угодно. Так-то вот, Грэмпс. Ну-ка,
смешайте-ка мне еще один.
— Ну и в чем состоит твоя версия? — спросил
Милдред у Грэмпса. — Что-то мне подсказывает, что это все довольно
серьезно.
— Ну, как тебе сказать, — откликнулся
Грэмпс. — Хотелось бы рассказать вам кое-что. Короче говоря, мне удалось
найти газету, из которой вырезались заголовки и наклеивались в предсмертную
записку.
До Милдред донеслось громкое звяканье, и, обернувшись, она
увидела вывалившуюся из рук Френка десертную ложку. Вся его веселость мигом слетела
с него. Он снова стал хладнокровным, собранным и даже, как показалось Милдред,
совершенно трезвым.
— Что вы нашли? — спросил он.
— Я нашел газету, — подтвердил Грэмпс.
— Где вы ее нашли?
— А, это довольно забавная история. Но ты должен
пообещать, что не съешь меня, Френк, если я тебе все расскажу.
— Где, черт возьми, вы ее нашли?
— Ну, — начал Грэмпс, — я… Подождите минутку,
ребята. Давайте все-таки пообедаем спокойно. Не стоит путать приятное с
полезным. Все остынет и..
— Где вы нашли газету? — жестко повторил Дюриэа.
— Ну, как хочешь, — сдался Грэмпс. — Я зашел
в контору Прессмана, хотел поболтать с его секретаршей.
— И для чего вам это понадобилось? — зловеще
поинтересовался Дюриэа.
— Да просто хотелось побольше узнать об этом
Прессмане, — объяснил Грэмпс. — Хотелось выяснить, может быть, у него
было обыкновение снимать хибару где-то на стороне.
— Продолжайте, — спокойно сказал Дюриэа.
— Ну вот, — сказал Грэмпс, — а в это время
кто-то зашел к мисс Грейвен, и я, если можно так сказать, просто слонялся по
офису. Этот парень, Стэнвуд, которого ты допрашивал у себя вчера вечером… Ты же
знаешь, он работал на Прессмана.
— Я жду, — холодно сказал Дюриэа, — что вы
все-таки объясните нам, где вы нашли эту газету.
— Ну, так ведь я же тебе говорю, — сказал Грэмпс
тоном малыша, пытающегося объяснить, как это камень вдруг вырвался у него из
рук и вдребезги разнес окно. — Я в это время заглянул в кабинет Стэнвуда и
там увидел эту газету, она валялась у него на столе. Она была за двадцать
четвертое число. Чисто случайно я бросил на нее взгляд и обратил внимание на
заголовки. Мне показалось, что я где-то видел что-то похожее, а потом мне
пришла на память та самая записка. Тогда я стал разглядывать ее более
внимательно и обнаружил, что там были те же самые фразы, которые мы прочитали в
той предсмертной записке. То есть я хочу сказать, что они были вырезаны из
такой же газеты за то же самое число… Итак, газета вышла двадцать четвертого
числа, это лос-анджелесская вечерняя газета. В Петри она могла быть доставлена
не раньше восьми вечера. Может быть, даже немного позже… Вот так-то, сынок, а
теперь поломай над этим голову.
— Не собираюсь ни над чем ломать голову, — с
нотками металла в голосе заявил Дюриэа, — последний раз спрашиваю, где вы
взяли газету, из которой были вырезаны слова?
— Не-а, — протянул Грэмпс. — Ни словечка ты
от меня не услышишь, пока я не наемся до отвала. Милдред старалась, готовила
нам всю эту вкуснятину, и если ты не хочешь есть, то, по крайней мере, имей
совесть и дай поесть другим, и уж во всяком случае не стоит так
перевозбуждаться на пустой желудок. Господи ты Боже мой! Да если бы я знал, что
ты так будешь психовать, никогда бы в жизни не рассказывал тебе об этом до
обеда… Милдред, не возражаешь, если я съем еще пончиков, пока они еще горячие?
Грэмпс вылез из-за стола, спокойно выбрал три пончика с
застеленного салфеткой блюда, положил на каждый по большому куску масла и дал
ему растаять.
— Так только и можно их есть, — провозгласил
он. — Необходимо подождать, чтобы масло растаяло и насквозь пропитало
пончик.
Милдред кивнула мужу.
— Оставь его в покое, Френк. Давай обедать. Я уже сто
раз видела, как Грэмпс становится в позу. Его можно сдвинуть только динамитом.
Дюриэа промолчал, но просидел весь обед с мрачным,
неприступным лицом, открывал рот только для того, чтобы положить туда очередной
кусок. Не сводившая с него глаз Милдред внезапно вспомнила о проделанных ею
манипуляциях с телефоном и, извинившись, встала из-за стола, чтобы вернуть
трубку на место.
Когда Грэмпс покончил с пончиками с маслом, жареными
цыплятами с пюре и деревенским соусом, он с удовлетворенным вздохом отставил в
сторону тарелку и сказал с надеждой в голосе:
— Только не говори мне, что ты еще и десерт
приготовила.
— А как же? Земляничный пирог, — объявила Милдред.
Грэмпс через стол бросил взгляд на Френка Дюриэа.
— Ну, сынок, что я говорил? Эта девчонка — настоящая
Виггинс. Какая из нее вышла стряпуха!
Сохраняя непримиримое молчание, Дюриэа проигнорировал и эти
слова Грэмпса. Наконец Грэмпс не выдержал:
— Да ну же, мальчик мой, не надо так себя вести! Не
обращай внимания и лучше отдай должное этому замечательному кулинарному
шедевру, потому что что-то подсказывает мне, что стоит мне только рассказать
тебе все, что я разузнал, и ты тут же установишь прямую связь со своей
конторой.
В разговор неожиданно вмешалась Милдред:
— Послушай, Френк, ты, конечно, можешь доверять ему,
если хочешь, но он моя собственная кровь и плоть, и я знаю его, как самоё себя.
И я бы на твоем месте этого не делала.
Непримиримым тоном Дюриэа заявил:
— Грэмпс, если вы будете совать свой длинный нос в это
расследование, вы поплатитесь собственной шкурой, и очень скоро. И я за вас
ходатайствовать не буду, и не надейтесь!
— Ходатайствовать за меня! — возмущенно воскликнул
Грэмпс. — Будем надеяться, что тебе не придется приносить эту жертву. В
жизни никто никогда не ходатайствовал за меня, и я думаю, что этого никогда не
случится.
— Брось храбриться, Грэмпс, — сказала
Милдред. — Ты уже на пороге к суду. Ведь мой муж серьезно относится к своим
обязанностям.
— Пусть, пусть отправляют меня в суд, если
смогут! — воскликнул Грэмпс, а потом с усмешкой добавил: — Вот мой девиз.
А где, кстати, земляничный пирог?
Грэмпс помог Милдред убрать со стола. Она принесла десерт, и
только когда от пирога, кроме крошек, ничего не осталось, Грэмпс отодвинул свою
тарелку, вытащил из кармана старую вересковую трубку и обратился к Дюриэа:
— Ну, малыш, так вот тогда я сказал себе: “Предположим,
тебе нужно вырезать из газеты заголовки и наклеить их на лист бумаги так, чтобы
получилось нечто, похожее на предсмертную записку. Газета, из которой они будут
вырезаны, это — огромная опасность для тебя, это самая главная улика. Конечно,
избавиться от нее очень просто, но, предположим, что кому-то придет в голову
порыться в кипе накопившихся газет и он обнаружит, что не хватает газеты за
двадцать четвертое число. И это тоже опасно, это тоже улика. Поэтому я и
принялся осматривать все вокруг.
