Плотно поев и выпив целую кварту кофе, я вышел и отвел коня к небольшой рощице, за которой начинался луг. Полдороги гадал, расседлывать его или нет. Вдруг опять придется бежать — «дать деру», как здесь говорят? Но затем все же решил дать ему свободу. Я тщательно протер Серого, пока тот хрустел зерном, взятым у Пио. Лошадей на Западе редко кормят зерном, но мой мустанг заслужил хорошую кормежку. Я с благодарностью вспомнил старика, давшего его мне.
Ночь была тихой. Шелестели тополя, изредка доносился шум из поселка. На холме койот пел свою песню звездам. Завернувшись в два одеяла, лежа на пончо, я стал, как ребенок.
Восход солнца был великолепным. Умывшись у конской поилки, я взглянул на повозку, стоящую у кафе. Какой-то мексиканец пристегивал свежую упряжку, и звон цепей был единственным звуком, разносившимся по маленькой улице, затененной огромными тополями.
Расчески у меня не было больше года, поэтому причесаться пришлось опять пятерней. Оседлав коня, я достал из седельных мешков бритву и наточил ее о ремень. Побрился над поилкой, за неимением лосьона обтер лицо виски. Глядя на свое отражение в воде, пришел к выводу, что стал выглядеть получше, хоть на конкурс красоты, только сломанный нос несколько портил вид.
Я жил такой жизнью, когда оставаться без оружия под рукой и оседланной лошадью поблизости просто опасно. Поэтому жеребца отвел к коновязи. В кафе у столика, занятого двумя мужчинами и девушкой, стоял Пио. Я сразу обратил внимание на девушку.
Молодая… лет семнадцати. В ее возрасте или чуть позже большинство девушек выходит замуж. Выше среднего роста и сложена, как богиня. Из-под копны темно-рыжих волос смотрели огромные карие глаза. Словом, она была прекрасна.
Рядом сидел старик худой, как жердь, со злыми, жесткими серыми глазами и рыжими с сединой усами. С первого взгляда я определил, что это беспощадный тиран, не знающий жалости. Такому опасно встать поперек дороги. Третий оказался полукровкой, худощавый, средних лет.
Когда я уселся за столик, жена Пио принесла полную тарелку еды — наверное, вчера вечером заметила, что у меня хороший аппетит. Она была из тех женщин, для которых нет большего удовольствия, чем смотреть, как мужчина сидит за столом и уплетает за обе щеки.
Пару раз старик взглянул на меня, а один раз оглянулась девушка. Я услышал, как Пио назвал «Ромеро… «, но голос его звучал слишком тихо.
Вскоре он подошел к моему столику и присел на стул, жестом попросил жену принести кофейник со свежезаваренным кофе, и мы с энтузиазмом принялись за него.
— Эти люди, — сказал Пио, — едут на север.
— Да?
— Я боюсь за них. Сеньорита слишком молода. А мужчины… они хорошие парни, но не с равнин.
— Что же они тогда здесь делают? Ни один человек в здравом уме не привезет сюда такую женщину.
Пио пожал плечами.
— Я свою привез. Раз надо, значит надо. Может, ей негде было остаться.
Я мог бы задать пару вопросов, но промолчал — это не мое дело. Скоро я выберусь отсюда и вряд ли вернусь.
Пока я завтракал, мне в голову все время лезли мысли о грузовом караване Натана Хьюма. Если его золото лежит в тех горах, может быть, имеет смысл поглядеть на них? Мне не хотелось встречаться с троицей, с которой меня свела судьба в прериях, но возможно мне удастся ее обогнать.
— По-моему, вы честный человек и кабальеро. Думаю, вам можно довериться.
— Думайте, что хотите.
— Эти трое… Им нужна помощь.
Я потянулся было к кастрюле с бобами, но рука остановилась на полпути.
— Нет, только не это, — сказал я. — Пусть в эти игры играет кто-нибудь другой. Рассчитываете посадить на мою шею трех человек с Востока, абсолютных новичков на Западе? Чтобы я помог им пересечь эту равнину?
— Я подумал…
— Подумайте еще раз. По индейской земле надо ехать быстро. Один я всегда смогу удрать или спрятаться, а вот повозку и ее колею не скроешь в одночасье. Отсюда до того места, куда они направляются, далеко, к тому же у меня есть дела на севере.
— Она симпатичная девушка. Команчи…
— Это забота ее друзей.
Пио замолчал. Может быть, он знал обо мне больше, чем я сам, поэтому не уходил и ждал, а я как последний дурак оглянулся на столик, где сидела девушка со своим папочкой, или кем он ей приходился, и полукровкой.
Она была такой юной и свежей, что мне пришлось тут же отвернуться, я боялся расчувствоваться и принять предложение Пио. Но что сделают с ней индейцы, попади она к ним в лапы? Не думать об этом было уже нельзя.
На Востоке, где индейцев мало и они отнюдь не воинственны, многие стали рассуждать о бедных краснокожих, но, поверьте, когда вы увидите индейца в прерии верхом на лошади с винчестером или копьем в руках, вы измените свою точку зрения. Прежде всего он — воин, сильный и ловкий, к тому же дикарь. Для него чужак — враг, а врагов надо убивать либо, если он пойман живым, пытать, чтобы удостовериться, храбрый он или нет.
У меня было достаточно стычек и встреч с кайова, арапахо, ютами, шайенами, сиу и почти всеми другими представителями племен краснокожих. С некоторыми контакт устанавливался легко, однако на тропе войны индеец отважен и жесток, а уж бьется до последнего. Недаром один европейский генерал назвал индейцев «лучшей легкой кавалерией на планете».
Через Индейские Территории необходимо как бы просачиваться — осторожно и незаметно. Надо держаться таких мест, где тебя не смогут увидеть издалека, и ночевать без костра, если нельзя его хорошенько спрятать. И наконец молиться, если веришь в Господа Бога, чем дальше углубляешься в индейские земли, тем больше молиться. Допустить там ошибку означает умереть.
Пио говорил об овцах и коровах. Он сказал, что бизонов становится все меньше, и пройдет совсем немного времени, как, вытеснив индейцев, пригонят в эти края свои стада техасские скотоводы.
— А за ними и фермеры потянутся, — сказал я с сожалением. Хотя мои родственники в Клинч-Маунтинс занимались фермерством, если так можно назвать попытки вырастить урожай на слишком тонком слое плодородной почвы, но мне не хотелось, чтобы эту землю поделили на мелкие участки.
— Нет, здесь пахать нельзя, — понял меня Пио. — Мы пробовали. Сухую почву тут же уносит ветер. Ее сохраняет только трава.
— Верно, — согласился я, заканчивая завтрак. — Как-то в районе Бразос встретил человека, который по запаху пыли мог определить откуда ее принесло. Помните последнюю пыльную бурю? В ней явно чувствовалась земля Канзаса.
И вот тут я совершил большую ошибку: опять посмотрел на ту девушку. Я так давно не видел белых женщин, а эта к тому же была какой-то особенной. Сердце мое екнуло.
— Ладно, Пио, твоя взяла, — сказал я. — Иди скажи им, что я провожу их до Ромеро.
— Bueno!
[6]
— Пио улыбнулся. — Я знал, что вы согласитесь, поэтому посоветовал им подождать. Вы хороший человек, сэр!
