Тимофей не мог вымолвить ни слова. И только показывал жестами, что ему надо пройти, скорее пройти.
Но дневальный покачал головой, лязгнул затвором и взял винтовку наперевес. Уперся штыком в грудь Тимофею и…
— По-одъем! По-одъем!..
Тимофей испуганно открыл глаза. Петрик бегал между койками. Вокруг кипела обычная утренняя суета.
Он несколько дней ходил под впечатлением этого сна.
А когда наконец пришло от Васенина долгожданное письмо, Тимофей поразился: до чего же оно по смыслу своему совпадало с их ночным разговором! И даже, подчеркивая, Васенин писал: «…если ты хочешь помочь Людмиле, прежде всего научи ее мужеству», — слова, которые Тимофею запомнились после той ночи больше всего. Да, выходит, хорошо они понимают друг друга!
Ну, а с ним самим-то что? Он все ждал, когда «пуля» ударит в него рикошетом, но «выстрел» почему-то запаздывал.
Анталов, как обычно, от времени до времени присутствовал на строевых и на политических занятиях, однако держал себя так, словно бы никакого рапорта и не принимал ни от Тимофея, ни от Гуськова.
Потом прошла большая полоса предвесенних веселых дней и сгладила, почти совсем погасила тревоги.
15
Бывает иногда вот так. С утра как ляжет на губы улыбка, так до самого вечера и не покидает. Тимофей неизменно просыпался каким-то особенно легким и радостным. Бежал на физкультурную зарядку, и мускулы сами просили работы. В столовой давали удивительно вкусную кашу — гречку с салом. На занятиях все казалось до того простым и ясным, что даже хотелось забежать вперед и подсказать самому преподавателю. Все увольнительные часы приходились на самую отличную погоду. В кинематографах крутили комедии с участием Пата и Паташона — зрители покатывались от смеха.
Ко всему этому Володя Сворень наконец-таки разыскал свою Надю, с которой свел знакомство еще в поезде на пути из Владивостока. Надя оказалась лоточницей из Моссельпрома и жила совсем не на той улице, которую когда-то, при расставании, назвала Свореню. Встреча в Москве была неожиданной и оттого особенно радостной. Сворень кричал: «Ах ты, курносая! Всю Москву из-за тебя перевернул, а нашел. На самом донышке». Надя кокетливо поигрывала глазками: «А я как раз не на донышке. У всех на виду. Могли бы найти и раньше…»
Можно было целый день стоять и разговаривать с Надей, а разговаривая непременно улыбаться. Никто из покупателей не мог отойти от ее лотка без улыбки, до того в ее круглом, чуть лукавом личике было что-то привлекательное.
Свореня сразу точно подменили. С Тимофеем он стал снова добрым товарищем, как много лет назад. Захлебываясь радостью, он доверительно твердил ему:
— Женюсь, честное слово! Вот только школу закончу — женюсь. Ну и нашел же я себе судьбу — это нашел! Думал ли тогда я, в поезде?
Он весь преображался, когда рассказывал о своей Надежде. Возле ее лотка стоял, то и дело одергивая гимнастерку и незаметно пробегая пальцами по ордену — не села ли на него какая-нибудь пылинка.
В одно из воскресений Сворень, Тимофей и Гуськов побывали у Нади в гостях. Ее отец, Иван Ильич Митин, еще моложавый черноусый рабочий с Дорогомиловского химического завода, встретил их как самых давних друзей. А мать Нади, Елена Савельевна, — санитарка глазной больницы, как и дочка, такая же чуть курносенькая и с лукавинкой в уголках губ, — та вообще с первых слов принялась Свореня называть сынком.
Все было душевно и трогательно. О предстоящей свадьбе никто прямо не говорил, но это подразумевалось. Сворень поправлял орден, приглаживал волосы, а сам не отводил глаз от невесты, — дома Надя казалась еще милее. Иногда Сворень словно бы примерял взглядом комнату — маловата для четверых. И тут же подтягивался: «Ничего, стану командиром, женатым — свою получу!»
Когда они возвращались в казармы, просрочив время и отмахивая саженные шаги, Сворень, счастливый, острым локотком толкнул в бок Тимофея.
— Ты понял? Красотища у девчонки какая! А семья? Сам — потомственный рабочий, сама — честная труженица. — И с горьким, дружеским укором: — А у тебя в мозгах засела — кто?
Тимофей промолчал.
16
Совсем нежданно-негаданно Сворень схватил наряд вне очереди как раз в воскресенье, когда у Нади отмечался день рождения. Сворень пренебрег замечанием старшины Петрика, указавшего ему, что койка заправлена плохо. Вместо того чтобы безропотно взять да потуже натянуть одеяло — он вполголоса огрызнулся: «Койка не барабан!» Изумленный таким ответом, Петрик приказал Свореню стать по стойке «смирно». Сворень хотя и подчинился команде, но при этом пошевелил губами столь выразительно, что Петрик понял: курсант произносит недозволенные слова. Он гневно прикрикнул на Свореня: «Прекратить пререкания!» А Сворень с полной искренностью вдруг развел руками: «Да я же и так нем, как рыба, товарищ старшина!» И вот…
Теперь Сворень упрашивал Тимофея, собиравшегося на прогулку по городу, зайти к Наде, поздравить ее и передать записку, в которой сказано все.
Тимофей почесал затылок. Действительно, положение у человека такое…
И хотя это ломало его собственные планы, потерять час-другой ради товарища можно. Тимофей согласился. Взял записку Свореня, сунул ее за обшлаг шинели и отправился по знакомому адресу.
День выдался солнечный, оттепельный, во всех дворах и тихих переулках кипела, суетилась детвора. Ребята катались с ледяных горок на салазках, лепили снежных баб, догоняя друг друга, носились по слегка уже осевшим сугробам.
— Жених пошел к Надежде Митиной! — выкрикнул кто-то из мальчишек вслед Тимофею, когда тот, пересекая двор, направлялся к дому, в котором жила Надя.
Тимофей покачал головой. Все на свете знают эти мальчишки. Только, выходит, в лицо не запомнили Володю Свореня.
Уже на лестничной площадке вкусно пахло жареным. Тимофей позвонил. Дверь открыла Елена Савельевна, да так и ахнула. Гость! Такой ранний гость! А у нее еще ничего не готово, стряпня в самом разгаре.
Из-за спины матери выглядывала смеющаяся Надя. Лицо у нее было припорошено мукой.
— Да входите, входите, — зазывала Елена Савельевна, видя, что Тимофей, перешагнув через порог, остановился в замешательстве. — Ну будьте же смелее! Я помню вас, вы были вместе с Владимиром.
— Совсем я не вовремя.
— И ничего! Вы посидите пока, посидите. Сейчас пирог у меня испечется.
— А что с Володей? — спросила Надя. И с лица у нее сбежала веселая улыбка. — Ой! С ним что-нибудь случилось?
Появился в дверях и сам хозяин, Иван Ильич. Покручивая тугой черный ус, поздоровался с Тимофеем и тоже спросил удивленно:
— А где же наш Володя?
— Все в полном порядке, — поспешил сказать Тимофей. И вынул из-за обшлага записку, подал Наде, шутливо взял под козырек. — Поздравляю вас, Надежда Ивановна, с днем рождения! Желаю вам здоровья и счастья! Курсант Владимир Сворень поручил мне поздравить вас также и от его имени. Поздравляю! — И немного тише прибавил: — А прийти сегодня он никак не может… Да тут в записке все сказано.
