Для привлечения внимания к нашей автомобильной промышленности было решено организовать автопробег на грузовиках «ЗИС» с полным грузом по дорогам Персии и Афганистана. Оснащенные мощными двигателями, которые создавались без особого акцента на экономичность, эти грузовики совершили рекордный автопробег по очень сложной местности. По всему маршруту местные власти с почетом встречали наших водителей и механиков, устраивали для них банкеты, которые получали широкую огласку. На одном из этапов маршрута в Персии наш караван подъехал к неглубокой речушке, мост через которую был разрушен наводнением. У реки уже стояли в ожидании парома грузовики американских и английских моделей, которые со своими более экономичными и менее мощными двигателями не решались идти вброд. Но наши водители просто нажали на педаль газа, проскочили реку и скрылись за обратным скатом высотки на другом берегу. Успех автопробега во многом способствовал тому, что мы продали довольно много автомашин в Персии и Афганистане. Я предложил организовать такой же автопробег в Финляндии и отправить пару автомашин на парижскую выставку. Розенгольц доложил о моих планах в Кремле, но Сталин почему-то с ними не согласился.
На счету моего треста в одном из лондонских банков был небольшой остаток в размере четырех-пяти тысяч фунтов стерлингов, образовавшийся за счет комиссионных, которые мы получили от продажи американских и английских автомашин на рынках стран Востока. Ожидая приезда важных покупателей из Персии и Афганистана, я предложил купить за счет этих средств для представительских нужд треста комфортабельный американский легковой автомобиль. Розенгольц не мог взять на себя ответственность за решение этого вопроса и доложил Сталину, но тот опять отказал. Вот так и пришлось мне, главе автомобильного треста, возить своих иностранных гостей на арендованных у «Интуриста» автомобилях.
Мои трудности не ограничивались чисто внутренними бюрократическими препонами, а нередко затрагивали и собственно сферу внешней торговли. Однажды я направил своего заместителя в Персию, где он заключил выгодный контракт на поставку двухсот пятидесяти грузовиков. В это же время в Тегеране находился заместитель наркома внешней торговли Элиава, старый большевик, грузин по происхождению. Он остался очень доволен своей поездкой и представил в Политбюро отчет, на основе которого Политбюро приняло решение «увеличить экспорт грузовиков в Персию до четырехсот единиц». По чьей-то халатности в аппарате Розенгольца меня об этом решении в известность не поставили. Я и не подозревал о существовании этого решения, пока меня не вызвали на заседание Комиссии партийного контроля, весьма серьезной организации, которая бдительно наблюдала за работой коммунистов.
В то время председателем комиссии был Ежов, который позже, после расстрела Ягоды, возглавил ОГПУ как раз в самые безумные годы чистки 1937–1938 годов. Затем в один из дней он был неожиданно снят со своего поста и исчез. Ни слова не было сообщено о судьбе этого человека, который одно время являлся секретарем ЦК и председателем КПК. Ходили слухи, что он окончил свои дни в сумасшедшем доме, и это представляется вполне правдоподобным.
Один из заместителей Ежова, Жуковский, сурово отчитывал меня.
– Моей вины здесь нет, – пытался защищаться я. – Мне не сообщили об этом решении. Кто виноват в том, что такое важное решение было доведено до всех, кроме того, кто должен был его исполнять?
– Незнание закона не оправдывает его нарушение, а решения Политбюро имеют силу закона.
– Все равно это решение не могло быть выполнено потому, что Советско-Персидский банк не дает нам больше кредитов.
Этот ответ вызвал ярость Жуковского. Он не привык, чтобы с ним спорили. Позже я узнал, что от тех, кого он вызывал для допроса, ожидалось, что они сразу будут признавать себя виновными. «Не может быть выполнено!» – эту фразу просто нельзя было использовать применительно к решениям Политбюро. В моем случае он решил разыграть удивление.
– Что?! Вы говорите, что наш экспорт финансируется нашим собственным банком? А кто получает от этого прибыль? Наверное, какая-то капиталистическая фирма? Вы понимаете, что вы совершаете преступление?!
Было совершенно очевидно, что он не имел представления о том, как строилась торговля с Востоком. Все страны-экспортеры создают банки для обеспечения собственных финансовых операций. Наш контракт в Персии был заключен с фирмой Рамазанова, который для оплаты наших поставок и одновременного кредитования своих контрагентов в Персии брал необходимый кредит в Советско-Персидском банке. В этом не было никакого риска. Банк сохранял за собой право собственности на грузовики до тех пор, пока не был выплачен кредит. К тому же фирма Рамазанова пользовалась вполне солидной репутацией.
Я пытался объяснить это Жуковскому, но он просто не хотел меня понимать. К тому же еще одна выяснившаяся деталь лишь увеличила его ярость. Мой заместитель Нодель, которого я посылал в Тегеран, был беспартийным.
– Бармин, вы совершили очень серьезное нарушение. Это похоже на халатность. Мы примем к вам необходимые меры.
Я понимал, что у меня очень мало шансов доказать свою невиновность. Единственное, что мне оставалось, – попробовать выполнить решение Политбюро. Для этого мне необходимо было получить дополнительный кредит в московском Внешторгбанке. Директор банка Сванидзе, с которым я поговорил, отнесся с пониманием к моей проблеме. Но когда дело дошло до выделения денег, все вдруг застопорилось. Оказалось, что виной всему был телефонный звонок из Комиссии партийного контроля. Сотрудники банка испытывали чувство крайней неловкости, но я видел, что и над ними нависла пугающая тень КПК. Они были так напуганы, что направили в советский банк в Тегеране телеграмму с указанием прекратить кредитование Рамазанова, что сделало невозможным осуществление даже первоначального контракта на двести пятьдесят грузовиков. Когда я добрался домой, то обнаружил, что дома меня уже ожидала повестка с вызовом в экономический отдел ОГПУ. Это означало уже второе расследование по одному и тому же «нарушению» и в таком же абсурдном ключе. Однако ОГПУ, узнав о ведущемся КПК расследовании, к счастью, свое прекратила Перед началом заседания Комиссии партийного контроля, на котором она должна была вынести свое решение, я столкнулся с заместителем Розенгольца Логановским. «Думаю, что тебе объявят выговор», – сказал он. Выговор – это вторая по строгости мера партийного взыскания. Идут они в следующем порядке – предупреждение, выговор, строгий выговор и исключение из партии.
На заседании председательствовал заместитель Ежова Шкирятов. Одно обстоятельство, похоже, беспокоило комиссию и свидетельствовало в мою пользу. Фирма Рамазанова, лишенная советского кредита, обратилась в банк Ирана и сумела получить достаточно средств для оплаты оставшейся партии наших грузовиков. Однако срок их поставки уже истек; переговоры были прерваны, и уже не было никакой надежды выполнить решение Политбюро об увеличении экспорта грузовиков. А это уже было не столько следствием того, что меня не информировали о решении Политбюро, сколько результатом грубого и глупого вмешательства КПК в мои отношения с банком. Для того чтобы наказать меня за «преступление», которого я не совершал, Комиссия партийного контроля фактически срывала наши важные экспортные планы и подрывала в Персии нашу репутацию как надежного партнера. Розенгольц и Логановский прекрасно это понимали, но кто отважится сказать правду в лицо моим партийным судьям?
