Несчастное лицо Лил издали блестело от струящихся по нему капель, а ее правая ступня, обмотанная какой-то тряпицей, выглядела толще, чем левая, обутая в сапожок.
— Где болит? Когда падала, ничего не ушибла? — на ходу доставая зелья, потребовал отчета Инквар и уточнил: — Не вздумай смолчать, напою зельем и все узнаю.
— Но я не падала! — вспыхнула возмущением Лил и сразу испугалась, прикусила губу. — И нигде не больно… Я тихо шла, когда почувствовала, что прилипла. Сняла сапог и пошла дальше.
— А думать, — нахмурился искусник, — нужно ли идти туда, куда путь закрыт, тебя отец не научил?
— Научил, — отвернула она лицо. — Но я осторожно.
— А тогда назад почему не идешь? — недоверчиво уставился искусник на внезапно жарко покрасневшую смуглую щечку, и до него начал доходить истинный смысл произошедшего.
Как все просто… Ей нужно было умыться и прогуляться, она от безделья даже вещи сложила, а Инквар все спал, вот и решила идти одна. И выходит, это он во всем виноват, вернее, его странный сон. Или все-таки не он?
— Идем, — легко подхватил он девчонку на руки, — сапог твой выручать. А потом я пойду умываться и поить лошадей, а ты пока поджаришь свои пироги. Ну а после поговорим.
И только сделав несколько шагов, случайно рассмотрел, как странно сидит у него на руках Лил. Сжавшись в комочек, обхватив себя за плечи скрещенными на груди руками и затаив дыхание, словно ожидая удара или злой отповеди. Ее смуглые и исцарапанные, как и полагается мальчишке, но по-девчачьи тонкие пальцы вцепились в ткань куртки с отчаянной силой, и от вида побелевших костяшек у Инквара похолодело в груди.
Это какую же неимоверную глупость она себе сейчас придумала или представила, что перепугалась почти до полусмерти? И как с ней после такого не то что ехать дальше, но и просто разговаривать?
Нет, нужно срочно от нее избавляться, и невероятно повезло ему, что Дайг указал на карте все места, где человека, показавшего знак гильдии, всегда примут и всем помогут. В тот момент Инквар запоминал все это лишь из желания успокоить друзей, но вот сейчас от души поблагодарил их за настойчивую заботу. Иначе пришлось бы разворачиваться и ехать назад, в один из тех домов, где они ночевали два дня назад.
— Посиди здесь. — С нарочитой небрежностью опустив девчонку на верхнюю ступеньку, искусник поспешно шагнул внутрь храма, чтобы уже через пару минут вернуться с очищенной от смолы обувкой в руке. — Держи.
— Спасибо… дед. — Девчонка взяла сапог, подержала и вдруг тихо и отчаянно, словно шагая в пропасть, выдавила: — А пирогов нет.
— Ну и хорошо, позавтракаем чем-нибудь другим, — дернул плечом искусник, торопливо спускаясь по ступеням, как вдруг ощущение неправильности происходящего заставило его приостановиться.
Инквар отчетливо, как камушек в сапоге, чувствовал какое-то несоответствие между словами девчонки и ее тоном, но никак пока не мог понять, в чем дело. Ну съела она пироги — и на здоровье, лишь бы нехорошо потом не стало. Хотя и это невелика беда, от всех болячек, какие могут приключиться в дороге, у него припасены с собой зелья.
И тут вдруг в памяти ясно возникла вчерашняя картина. Алильена ставит возле костерка плетенку с пирогами, и там их не менее пары десятков, троим вполне хватило бы на завтрак и еще осталось.
— Лил, — обернувшись, пристально уставился на нее искусник, — а что ты с ними сделала? Мне просто интересно.
— Ты будешь ругаться… — Низко наклонив голову, девчонка медленно натягивала сапог.
— Нет. Я никогда не ругаюсь, если ты не заметила, — усмехнулся Инквар, в душе благодаря свою интуицию.
Судя по всему, эта сумасбродка снова что-то натворила.
— Вчера вечером, когда возвращалась с речки и проезжала мимо той полянки, я услышала поскуливание…
— Я никогда не ругаюсь, — повторил Инквар, желая подбодрить смолкшую девчонку.
Говорить ей о том, что не ругается он только вслух, искусник не собирался. Незачем ей знать, какими словами он иногда костерит про себя жадных и лживых пройдох и прочих негодяев.
— Я не могла его бросить, — обреченно выдохнула Лил, вздернула голову и с вызовом уставилась на бывшего хозяина.
— Кого именно? — совершенно спокойно осведомился Инквар.
А с чего ему теперь волноваться, если она сидит тут живая и здоровая и пострадали только пироги?
— Щенка.
— Ну?
— Я его взяла… ты же сам говорил, прибегут звери и всех съедят. Немного покормила, а недалеко отсюда выпустила. Но он пришел.
— И где он сейчас?
— Спит… наелся и спит.
— Где?!
— Там… Я нашла бадейку и ею его накрыла.
— Зачем? — нахмурился Инквар, гадая, захотят лошади пить из бадейки, если она будет пахнуть собакой, или нет.
— Как — зачем? Идти ему теперь некуда, если побежит на поляну — пропадет. — Лил огорченно вздохнула и притихла, снова занявшись пряжками своего злополучного сапога.
К бадейке Инквар подходил, предприняв все меры предосторожности, отчетливо представляя, какого размера должен быть щенок, сожравший за раз корзинку пирогов. И едва откинув в сторону перевернутую вверх дном посудину, и сам резво отскочил подальше. Разумеется, любой зверь умиротворенно отступит, едва унюхав запах зелья, какими искусники кропят одежду, входя в полный хищников лес или охотничью деревеньку. Однако каждому из зверей сначала нужно почуять этот аромат особых трав и вытяжек и осознать дружелюбие человека. А вот щенку, вырванному из темного тепла, как раз этих мгновений может и не хватить, чтобы принять верное решение.
Но едва разглядев величину нежданного питомца Лил, искусник сердито усмехнулся и засунул в карманы приготовленные зелья. Обычное сонное и другое, более сильное, навевающее забвение, какое может снять только искусник. И то если пожелает.
Рыжеватый мохнатый клубок размером с шапку спал так беззаботно, как спят только молочные кутята, привыкшие постоянно находиться под неусыпным присмотром бдительных мамаш и еще ничего не знающие о жестокости окружающего мира. Он даже выставил напоказ свое круглое, туго набитое пузико, позволяя свободно рассмотреть белую манишку на груди и темные подпалины лап и морды.
— Не понимаю, — расслышав шаги подошедшей Лил, задумчиво проворчал Инквар, — куда в него влезло столько печева?
— Остальные я отдала лошадям, — обреченно повинилась Лил. — Чтобы не ржали. Наверное, им не понравился запах.
— А где корзинка из-под этих несчастных пирогов? Нарви вон той травки и постели в нее, это будет его место. Потом обвяжем сверху полотном.
— Ты хочешь его взять?
Нет. Но и бросить тоже не могу, — хмурясь, признался Инквар, зачерпнул бадьей воды и потащил лошадям, наверняка они уже решили, будто о них позабыли.
