Инквар заставил себя распахнуть прикрытые глаза, устало улыбнулся Дайгу:
— Хадина согласна за ним присмотреть, поможете ей тут устроиться? А мы отдыхать.
— Может, мне отнести ее? — кивнул на девчонку лучник и замер в ожидании решения искусника.
Инквар с огромным удовольствием доверил бы другу эту работу, но по привычке представил себе все возможные варианты последствий и молча мотнул головой. Слишком хорошо он изучил вспыльчивый характер девчонки, чтобы не догадываться, какими бедами может обернуться для Дайга этот благородный порыв, если Алильена проснется в самый неподходящий момент. Она же вполне может принять это за предательство, коварство, сводничество и еще темные силы знают за что и не станет ждать объяснений, ударит первой по тем, кого сочтет виновными в своих подозрениях.
— Я сам, у нас комнаты рядом, а ты нужнее тут, — вежливо отказался искусник и, незаметно вздохнув, прибавил себе немного бодрости.
ГЛАВА 24
Утро хлынуло в комнату щедрыми потоками солнечных лучей. Ложась спать, Инквар распахнул тяжелые ставни, оставив только застекленную створку. Судя по мутноватым разводам, толстое, чуть шероховатое стекло наемники варили на собственных стекловарнях, и это тоже было правильно. Жить без стекла в постоянных домах невозможно, слишком много трудностей приносит отсутствие такого обыденного предмета. Да и баронским соглядатаям не следует знать, куда и сколько телег с хрупким грузом отправили городские стеклодувы.
Инквар с удовольствием потянулся, вскочил с постели и, наспех натянув чистую легкую рубаху и походные штаны, отправился умываться. На кухне кто-то уже занимался приготовлением завтрака, судя по витавшему в воздухе аромату жарящегося мяса, и этот дух наполнил рот голодной слюной. Инквар даже не ожидал, что настолько проголодался, и не собирался отказывать своему желудку во вполне заслуженном куске жареной ветчины, поэтому умывался торопливо, как опаздывающий к обозу путник.
Выбравшись в неширокий проход между лестницей и комнатами, искусник по привычке усилил себе слух, желая понять, с кем предстоит встретиться, и сразу разобрал тихие, горькие всхлипывания. Но доносились они вовсе не из кухни, а из-за двери спальни, соседней с его собственной.
— Лил?
В голове разом вспыхнуло тревожным заревом несколько сменяющих друг друга мрачных предположений, и не успел еще искусник по привычке просчитать достоверность каждого из них, как ноги уже принесли его к двери, а руки сами выхватили из узких набедренных карманов нож и тонкую стальную спицу с отмычкой на конце, на случай если дверь окажется заперта.
Однако она отворилась от легкого нажатия, и искусник замер на пороге, изучая обстановку и понемногу отметая самые страшные из домыслов. Никакого насильника или обидчика в комнате ученицы не было и в помине, как и никаких ран или конвульсий у нее самой.
Сжавшееся где-то над солнечным сплетением тугой пружиной напряжение начало понемногу отпускать, давая возможность свободно дышать и рассуждать.
— Лил, что произошло? — Прикрыв дверь, Инквар прошел внутрь и опустился на стул напротив девчонки, сидевшей на краю постели, уткнувшись лицом в платок.
— У-у! — горестно всхлипнула она, не расставаясь с тканью, которую держала в руках.
Только теперь Инквар обратил внимание на эту совершенно не похожую на салфетку или полотенце тряпку. Оглядел комнату, саму Лил, расслышал под кроватью обиженное сопение Найда и начал догадываться, какая драма тут недавно разыгралась.
— Что он погрыз?
— Мою… — девчонка отчаянно всхлипнула, — кофту.
— Лил, — стараясь не засмеяться, серьезно произнес искусник, — помнишь псов Кержана? Хочешь, чтобы твой Найд вырос таким же умным и преданным? Если хочешь, кивни, и я открою тебе три тайны, которые должен знать каждый, кто завел щенка.
— Угу…
— Хорошо, запоминай. Правило первое. Ты хозяйка Найда, и поскольку все собаки — животные стайные, то ты вожак вашей маленькой стаи. А в стаях право первого шага всегда у вожака. Он первым входит в логово и выходит из него, он спит на более высоком месте, ест сначала сам, а потом остальные. Второе. Младшие в стае не имеют права ничего есть из найденного ими, пока вожак не позволит. Если ты будешь твердо придерживаться этих правил, он никогда не начнет грызть без спросу твою вещь, но что намного важнее — твоего друга никто не сможет отравить. Вспомни, как отказывались от самых заманчивых кусков псы Кержана. И последнее. Гладить, хвалить и играть с щенком может только хозяин, и лишь тогда, когда питомец это заслужил.
— Я так не смогу, — всхлипнула Лил, вытерла остатками шелковой блузы нос и искоса глянула на учителя: — А зачем ты пришел?
— По делу, — строго сдвинул брови Инквар, отлично понимая, что сейчас вдребезги разобьет радужный шар ее грез.
Разумеется, девчонка невероятно обрадовалась бы, если бы он рассказал, как мчался сюда ее спасать, вот только ничего подобного говорить Инквар и близко не собирался. Избави боги от подобной глупости. Лил и без того смотрит на него умильными глазами и, когда он разговаривает с другими женщинами, начинает мрачнеть и дуться, по-детски полагая, будто искусник этого не замечает и не понимает причин ее злости.
Все он видел, но нарочно делал безразличное лицо, отлично зная: стоит дать ученице хоть каплю надежды, и тогда будет почти невозможно объяснить, как бесплодны ее ожидания.
— Полагаю, ты и сама понимаешь, — продолжил он. — Если мы хотим добра этим гостеприимным людям, то нельзя раскрывать всем наши настоящие имена и положение. Мне придется побыть помощником ювелира, а тебе ученицей травницы, желающей освоить ремесло плетения серебряных цепочек. Поэтому одеваться тебе придется соответственно, в простую белую одежду и платок.
— А лицо? — подозрительно кротко осведомилась Алильена.
— Что случилось с твоим лицом? — притворился непонимающим искусник.
— Я так и буду всю жизнь ходить с этими веснушками?
— Почему же всю жизнь? Мы поживем тут немного, подождем отчетов сыщиков, которых наемники пустили по следу твоего отца, а как только появится хоть малейшая зацепка, отправимся дальше. Думаю, Дайг и Гарвель не откажутся нам помочь.
— А я снова буду рыжим мальчишкой или горбуньей, — с ненавистью фыркнула Лил. — И сколько еще дней или лет? Он обещал, что потерпеть нужно будет всего пару месяцев, а скоро будет год, как мы ушли из дома. Я уже не узнаю своего лица в зеркале, разучилась ходить в юбке и есть вилкой! И если бы можно было точно знать, что все это не напрасно! Я, разумеется, очень хочу найти папеньку, но не могу не думать о том, как придется жить, если мы его не найдем. Ну конечно, остаться тут или в другой крепости нам с Ленсом не позволит совесть, ведь дядюшка немедленно объявит наемникам войну, а воевать честно он не привык, папенька не раз об этом говорил. Начнет угрожать, брать заложников, сговорится с баронами не пропускать обозы, которые охраняют воины гильдии, объявит за нас огромный выкуп или пообещает принять какой-нибудь очень важный для травниц и наемников закон. И как бы мы ни сопротивлялись, конец один — нас отвезут к нему в закрытой повозке и в тех же цепях… А у дядюшки мне можно будет все — смыть краску, нарядиться в самые красивые платья и украшения, делать любую прическу и целыми днями гулять по саду, лишь бы я выбрала в мужья одного из его сыновей! Он так и написал, я сама читала, хотя папенька считал, будто мне не под силу вскрыть его сейф! — Алильена почти кричала, зло глотая ручьем текущие по лицу слезы. — Но почему-то никого не волнует, как хочу жить я сама! Когда надевать платье, а когда дорожный костюм, когда гулять и когда выходить замуж!
