— Они и торгуют больше со Штатами, — сказал капитан. — Слыхал жалобы на управляющих, присланных из Мексики, не понимающих здешних условий.
— Они хотят, чтобы и губернатором был калифорниец, — добавил Джакоб. — В этом их винить нельзя. Чтобы доставить какое-нибудь сообщение в Мехико и обратно, уходит масса времени, поэтому все, навязанное мексиканцами, здесь плохо работает. Калифорнийцы спокойные люди. Предоставьте им возможность жить, как они хотят, и все будет в порядке.
— Это невозможно, Джакоб. Калифорния очень богатая страна. Джеймс Смит показал дорогу через пустыню и горы. Там же прошел Янг со своим отрядом. А ведь это только начало.
Джакоб с капитаном разговаривал до поздней ночи. Так, бывало, когда-то беседовали и мои родители... И все больше о Калифорнии, этом загадочном месте, пугавшем меня уже одним своим названием. Но в конце концов сон одолел меня, и, свернувшись калачиком на своей койке, я уснул.
Когда проснулся, Джакоб уже запрягал лошадей.
— Выспался? Сейчас поедем завтракать. Здесь недалеко есть одно местечко. Там подают горячий шоколад. Думаю, он тебе понравится. А капитан ночью вернулся на корабль, что стоит на якоре в полумиле от берега. Когда-нибудь люди займутся делом и углубят этот канал, а ты, малыш, возле этого берега увидишь дюжины кораблей. Пророчила же мисс Нессельрод, что здесь когда-нибудь вырастет громадный город...
— Сан-Педро?
— Ну, может, и Сан-Педро. Или Лос-Анджелес. Давай-ка садись на лошадь, пора трогаться. Мы пробудем в дороге еще около суток, поэтому нам необходимо как следует подкрепиться.
И мы направили своих лошадей к дороге, круто поднимающейся вверх от берега. Достигнув вершины холма, я оглянулся и далеко, в море, среди волн увидел корабль.
— Запомни, Иоханнес, вот еще что, — говорил тем временем Финней. — Никогда ни с кем не болтай лишнего о мисс Нессельрод и ее делах. Люди первым делом подумают, что ты лгунишка, потому что считается, что женщины не должны заниматься подобными делами.
— Значит, никто об этом ничего не знает?
— Знают, конечно, но очень немногие. Дон Абель Стерн, например. Он самый богатый человек в округе, у него много своей земли. Ну, и еще несколько других... мужчин.
Она сама всегда очень осторожна в таких делах: никто не видел мисс Нессельрод, ведущей деловые разговоры. Знаешь, Ханни, женщины это вряд ли одобрили бы, да и большинство мужчин, думаю, тоже. Капитан уже дважды побывал в Китае и Японии. Он возил туда, естественно, и другие товары, но лучше всего, по его словам, шла торговля мехами. В этих странах на красивые шкурки выдры очень вырос спрос. Очень неплохая идея мисс Нессельрод — начать торговать мехами, понимая при этом, что в бизнесе такого рода есть большая доля риска: можно ведь потерять сразу все, если корабль вдруг потерпит крушение...
Впереди стали видны небольшие рощицы, а слева непрерывной стеной тянулся смешанный лес из дубов и платанов. Дорога круто огибала его, и теперь мы пересекали обширную холмистую равнину.
— Калифорния — страна медведей-гризли, — пояснил Финней, — эти животные бесстрашны и ничего не боятся. Питаются в основном орехами, корнями, листьями, но могут заломать и человека, словно кролика. Могут съесть и мертвое животное, иногда сами охотятся — это зависит от вкуса того или иного медведя, а так-то они все больше народ разборчивый.
Казалось, холмистая равнина, покрытая клочками выгоревшей коричневой травы и невысокими зарослями кустарника, будет тянуться бесконечно. Но вот впереди показался вдруг низкий глинобитный домик под красной черепичной крышей, несколько загонов и какое-то строение, наподобие сарая.
— Видишь черепицу? — спросил Финней. — Ее научились делать индейцы в миссиях. Сейчас-то миссии эти позакрывали, и большинство индейцев, занятых производством черепицы, вернулись обратно на свои холмы, и нынче ее делать уже просто некому. Жаль.
— А много ли в Лос-Анджелесе живет народа? — поинтересовался я у Финнея.
— Ну, где-то около двух тысяч с лишним. Несколько лет назад, вроде в 1836 году, была перепись населения. Получилось тогда две тысячи двести двадцать восемь человек, более пятисот из них оказались оседлыми индейцами. Да сорок шесть иностранцев, половину из которых причислили, по их желанию, к американцам.
Финней направил лошадь к воротам.
— Сам-то я, признаюсь, не очень интересуюсь этими вещами, а вот мисс Нессельрод хочет знать все.
Он спешился.
— Иди вперед, Ханни. Здешний народ завтракает в десять утра, а обедает около трех. Иногда бывает и ужин, но редко. Я знаю этих хозяев. Пабло, вероятно, сейчас нет дома. Он работает на строительстве городского оросительного канала. Его жена Изабель — мексиканка, а сам Пабло — калифорниец. Давай зайдем. Изабель всегда готовит еду для путников и делает это даже лучше самого Пабло.
Мы вошли в холодную, выложенную каменными плитами комнату, где в окружении скамеек стояли три стола. Навстречу поднялась пухленькая симпатичная молодая женщина с огромными карими глазами.
— Сеньор? Не часто вы доставляете нам удовольствие видеть вас. Присядете? У меня нет изобилия блюд, однако...
Она выскользнула из комнаты, но почти тотчас вернулась с чашками горячего шоколада и несколькими маисовыми лепешками.
— Ой, сеньор! Совсем забыла, вы же любите ореховые хлебцы, я сейчас принесу! — Она замолчала, и, посмотрев на меня, спросила: — А вы? Что бы хотелось вам?
— То же самое, — сказал я, смутившись. Ведь мне не часто доводилось разговаривать с женщинами.
Горячий шоколад был и в самом деле изумительно вкусен и горяч. Я уже пробовал его как-то прежде и очень полюбил.
Вернувшись с ореховыми хлебцами, Изабель спросила:
— Вы приплыли морем?
— Он — да. — Джакоб кивнул в мою сторону. — А я только что встретил его у причала. Он будет жить в Лос-Анджелесе и учиться там в школе.
— О! У вас есть семья? — Карие глаза Изабель тепло смотрели на меня.
Я покачал головой.
— Мисс Нессельрод была другом его семьи. Она попросила меня встретить мальчика и привезти к ней, — продолжал объяснять Финней.
— Эта мисс очень хорошенькая, — заметила хозяйка. — И непонятно, почему она до сих пор не замужем.
Для калифорнийцев, рано вступающих в брак, иногда в четырнадцать лет, тридцатилетняя привлекательная женщина, вполне естественно, являлась загадкой. Но не зря же я начитался разных романов. В промежутке между двумя порциями ореховых хлебцев я ответил на ее вопрос:
— Моя семья... отец... он умер... или убит. Точно не знаю.
Изабель мгновенно прониклась симпатией к бедной мисс Нессельрод. Кто поймет боль разбитого сердца лучше, чем те, в чьих жилах течет испанская кровь! Это я тоже хорошо усвоил из книг.
— О-о-о! Я понимаю. Вероятно, она была тогда совсем еще молоденькой?
