Это печальный голос самого Недремлющего. Как и суфий, Баласагуни критикует город и общество людей. Он заключает:
«Лучшей участи я для себя не нашел
Удалюсь от людей, от жилищ их и сел!
Да не знают, не видят меня с тех пор
Пусть не ищут, не ждут – вот и весь разговор!
Комары, скорпионы, собаки вокруг
Жалят, воют, унять их – не хватит и рук!
И, живя меж дурных, плачу я во всю мочь,
Покаянный свой груз я влачу день и ночь.
Да минует меня доля горя и бед
Да не буду я грубостью злобы задет!
О, Господь, мне Пророка узреть порадей,
Лик яви четырех его верных друзей!»
Как на этом фоне мы должны рассматривать книгу Юсуфа Баласагуни? С одной стороны, она прославляет гражданственность и все, что может быть достигнуто с применением разума: интеллекта и мудрости. С другой – она не отрицает и другого варианта – жизни в отрешении, наполненной осознанием безумия и пустоты общества. Баласагуни проясняет, что в его личном случае переход от первого варианта ко второму произошел из-за разочарования, приходящего с возрастом. Но он также сообщает, что общество более не источает свет надежды и человеколюбия и что люди начинают сомневаться – сможет ли общественная жизнь когда-либо принести удовлетворение. Начала ли эпоха Просвещения меркнуть в то же самое время, когда тюркские народы впервые внесли свой вклад в высокую культуру городской Центральной Азии? Если это так, то поэма Баласагуни стала зловещим предзнаменованием.
Последние дни Караханидов
Около 1070 года Юсуф Баласагуни представил свою рукопись караханидскому правителю во дворце Кашгара. Он прочел ее перед властителем, который присудил ему должность управляющего двором и назначил оплату, подобающую этой высокой должности. Семь лет спустя Махмуд аль-Кашгари вернулся в столицу после завершения работы над своим «Сборником». Юсуфу в это время было около 57–66 лет, а Махмуд умер в 1102 году (в возрасте 97 лет!), и очень вероятно, что они встречались. Знали ли авторы друг друга или нет, неизвестно. Однако и аль-Кашгари, и Баласагуни стали почитаемыми и уважаемыми членами общества. Когда они умерли, их гробницы в селениях на юге и юго-западе от Кашгара стали местами посещения и паломничества. Гробница Махмуда сейчас находится в селении Опал, в то время как надгробие Юсуфа в селении Тайнап разрушено во время китайской культурной революции.
К сожалению, процесс развития тюркского языка и культуры, начатый этими выдающимися людьми, некому было продолжить. Местного правителя, покровительствовавшего им обоим, называли табгач-ханом Ибрагим ибн Наст. Ему однажды показали надписи, сделанные вандалами на стене Самарканда. На их изречение: «Мы подобны луку: чем больше нас срезают, тем больше мы вырастаем» он ответил своим: «Я стою здесь подобно садовнику. Сколько бы ни вырастало вас, я вас вырываю»
[888].
Несмотря на правление сильного властителя, над Кашгаром, Баласагуном и Узгеном нависла угроза нападения, в то время два автора как раз вернулись в Кашгар. Тюрки Сельджуки уже нападали на Караханидов с запада, заставив их признать себя в качестве землевладельцев. Ибрагим умер в 1072 году, через два года после Баласагуни. Его преемники оказались слабыми и неопытными.
В течение последующих десяти лет возникла новая угроза в виде каракитайских племен. Эти буддисты и шаманисты были изгнаны из Китая чжурчжэнями и начали прокладывать себе путь на запад после 1125 года
[889]. Караханидское войско из Кашгара разгромило их в первом бою, но через 10 лет они вернулись с войском в 10 000 конников и пронеслись через Кашгар и Баласагун в самое сердце Центральной Азии. Дни Караханидов были сочтены.
В одном из своих наиболее оптимистичных отрывков Юсуф Баласагуни провозгласил, что государства создаются мечом, но поддерживаются мудростью. Через несколько страниц он предлагает абсолютно другое видение: «Две вещи, золото и меч, удерживают государство от распада». Через 10 лет после смерти Юсуфа Баласагуни и Махмуда аль-Кашгари ни золото, ни мечи, ни мудрость не спасли Караханидов.
Глава 11
Культура при тюркском завоевателе: Махмуд Газневи
Новый тип правителя
Мы оставили Рейхана Мухаммеда ибн Ахмеда аль-Бируни в опасное время. Он преданно служил своему покровителю в осажденном Гургандже, а после убийства Мамуна провел переговоры с военачальниками противника, чтобы заключить соглашение, наиболее благоприятное для своего государства. Он не забыл и о письме султана Махмуда правителю Хорезма, в котором тот требовал, чтобы Бируни покинул академию Мамуна и приехал к его двору в Газни (Афганистан). Ученый игнорировал этот приказ раньше, но теперь понял, что находится не в самом выгодном положении. Вскоре 44-летний Бируни и еще несколько ведущих ученых теперь уже несуществующего научного центра в Хорезме отправились через пустыню Каракумы в Афганистан. Бируни суждено было провести остаток жизни на службе у Махмуда Газневи. И похоронен он в столице этого властителя, где по сей день находится его гробница.
Кем был Махмуд Газневи? Выдав свою сестру за правителя Гурганджа, он вскоре настроил людей против своего зятя и приказал похитить ученых, служивших при дворе Мамуна
[890]. Сорокашестилетний Махмуд воплощал новый тип тюркского правителя, появившегося в Центральной Азии в XI веке: начальник регулярного войска рабов, который вел бесконечные завоевательные войны на протяжении всего своего 33-летнего правления (997–1030 годы). Конечно, войска, состоящие из рабов, были распространенным явлением. Арабы, их халифат и два его своенравных «отпрыска» – Саманиды в Бухаре и Фатимиды в Каире – содержали воинов-рабов для поддержания своей власти. Но все же стержень войска составляли свободные люди – арабы или персы
[891]. Большинство тюркских правителей, включая Караханидов, также предпочитали строить свою военную мощь с помощью свободных воинов. Махмуд стал первым мусульманским правителем в регионе, который создал «военную машину» почти исключительно из рабов – военачальников и простых воинов. Он сделал эту систему основой своего правления
[892]. В то время это был значительный шаг вперед
[893]. Но за создание такого военизированного государства-завоевателя уплачена дорогая цена.
