Хотя большинство писателей, которые восхваляли Махмуда за его радение о вере, состояли в его окружении, их заявления о его религиозных мотивах небезосновательны. Он первым принес ислам в самое сердце Индии, и когда разрушал один индуистский храм за другим, то делал это во имя ислама. Глубоко преданный халифу и его суннитской вере, Махмуд обнажал свой меч против неверных, а особенно шиитов. Его люди разыскивали и убивали исмаилитов в Иране и Пакистане
[913], а также уничтожили власть шиитской династии Буидов в Рее, откуда они контролировали халифат в течение ста лет. Во время этой деятельности Махмуд был безжалостен, использовал своих слонов, чтобы топтать неверных, предавал их и их библиотеки огню
[914]. Даже Бируни не остался вне подозрений: придворные султана сомневались в его правоверии (надо признать, что у них были для этого основания).
Однако важно отметить бесчисленные примеры действий Махмуда Газневи, совершенных совсем по другим мотивам. В Нишапуре он начал с поддержки традиционных суннитов, но затем, в Хорасане, посчитал удобным поддержать секту каррамитов, которые объявили войну халифам и их богатствам
[915]. Преданный Махмуду секретарь сочинил стихи, чтобы представить этот циничный маневр как акт политической прозорливости, но все понимали, чем это являлось на самом деле
[916]. Тем временем нишапурский наместник из числа каррамитов устрашал подданных, устраивал показательные процессы, зачистки, убивал врагов своей секты и заставлял их отречься от своих взглядов – «его слюна была смертельным ядом, и его выдох означал разрушение»
[917]. Позже Махмуд резко изменил свою позицию, лишил каррамита власти и снова поддержал суннитов.
Крови своих братьев-мусульман султан пролил не меньше, чем крови иноверцев. Во время уничтожения индуистских храмов в Индии он, не колеблясь, развернул свои индийские войска против мусульманских сил. Добившись подчинения этих и других покоренных индусов, Махмуд выделил им целый квартал в своей столице и позволял свободно поклоняться своим богам – такой терпимости он никогда не выказывал по отношению к отклонившимся от истинной веры мусульманам
[918]. Он вернул завоеванные индийские территории обратно их бывшим правителям в обмен на дань. При всем уважении к религиозной власти халифа Махмуд к концу своего правления направился на покорение самого халифата
[919].
Был ли Махмуд лицемером? Наверное, нет, если предположить, что лицемер понимает разницу между принципами и практикой. Но записи о Махмуде в хрониках свидетельствуют, что ислам для него не был ни постоянным руководством к действиям, ни сдерживающей силой. Когда ему было удобно, он облачался в белые одежды благочестия, но часто действовал руководствуясь исключительно жаждой завоеваний, при этом оставался убежденным в том, что является искренним борцом за веру.
За чей счет банкет?
Мы снова подходим к вопросу о том, как Махмуд управлял своим султанатом. Любой центральноазиатский правитель использовал бы все возможности для развития транспорта, торговли, а затем уже облагал эти сферы налогами, но не Махмуд. Фактически в снабжении своих войск и слонов он полагался, во-первых, на традиционный мусульманский налог на сельскохозяйственные земли неверующих подданных – харадж. Средства с того налога хорошо пополняли казну, но все же их было недостаточно для удовлетворения всех запросов Махмуда. Чтобы пополнить бюджет, он использовал военные трофеи, в основном из Индии.
Со времен своего первого похода на долину Инда в 986 году Махмуд думал не об обращении индусов в ислам, а о разграблении их богатств. Так же поступали его отец Якуб ас-Саффар и представители династии Сасанидов. Но если для этих правителей разграбление было не главной целью, а лишь сопутствовало завоеваниям, то для Махмуда все было как раз наоборот. Во время своих походов он захватил величайшие индийские крепости
[920]. Его биографы-современники утверждали, что 50 000 горожан погибали в каждой битве (это вполне реальная цифра)
[921]. А при описании трофеев, которые он отправлял в Афганистан, они использовали прилагательные в превосходной степени.
Пятьдесят тысяч жизней были взяты во время осквернения и разрушения Махмудом в 1025 году одной из главных святынь индуизма – храма Сомнатх (Владыки Луны) на территории нынешнего штата Гуджарат
[922]. Чтобы попасть туда, войску Махмуда пришлось перейти через пустыню Тар, это стоило ему невероятных потерь в живой силе. Индусы яростно защищали свою святыню, а когда она все же пала, Махмуд загрузил целые караваны золотом и символами Шивы и разместил все это в пятничной мечети в Газни. Не меньшую цену имели плененные индусы, десятки тысяч которых он отправил в столицу в качестве рабов. Придворный биограф Махмуда сообщал, что рабов из Индии было так много, что «места для питья и улицы Газни не могли вместить их всех», что «белокожие свободные жители затерялись среди них». Он продолжал, сухо отмечая, что действия Махмуда привели к переполнению невольничьих рынков по всей Центральной Азии, снизив цены на рабов
[923]. Ничто не отражает так ясно цели Махмуда, как тот факт, что, когда он и его приспешники разграбили Сомнатх, он вернул территорию индусам и ушел оттуда.
Характер Махмуда и его придворной культуры
Основным мотивом действий Махмуда была алчность, хотя он и заявлял о том, что является мечом ислама. Придворные биографы, перечисляя его победы, упоминали лишь те, что принесли наибольшее число трофеев. Его «безграничная любовь» к деньгам прослеживается даже в самых обычных поступках. Например, после завоевания Нишапура он узнал об очень богатом человеке из этого города. Вызвал его в Газни, обвинил в вольнодумстве, не имея абсолютно никаких на то доказательств. Человек яростно отрицал выдвинутое обвинение и выразил готовность уплатить любую сумму, чтобы обелить свое имя. Махмуд забрал все деньги и выдал документ, освобождающий его от всех обвинений
[924].