Среди писателей, нанятых, чтобы льстить монгольским правителям с помощью панегириков, были поэты из Исфары, Маргилана и Фарьяба (на территории современных Таджикистана, Узбекистана и Казахстана). Еще один яркий и независимый поэт прибыл из Ферганской долины. Писал он под псевдонимом Атир, критиковал всех несогласных и даже предполагаемого плагиатора за то, что тот был «грабителем каравана поэзии»
[1279].
Никто из них не мог сравниться с великими Саади из Шираза и Низами из сегодняшнего Азербайджана – двумя звездами на небосклоне поэзии того времени. Но был один центральноазиатский поэт, по невероятной широте и глубине экспрессии затмивший даже этих двух гигантов мысли настолько, что и сегодня его работы привлекают больше читателей. Джалалуддин (Джалал ад-Дин) Мухаммед Балхи (около 1195–1273) сегодня известен как Руми, что означает «человек из Рума». Он получил такое прозвище, так как на протяжении более 40 лет был членом колонии центральноазиатских изгнанников в городе Конье, на территории ранее принадлежавшей Византии (Риму или Руму) Анатолии. Но он родился в Центральной Азии и жил там до того, как сбежать с семьей на запад, чтобы спастись от монголов. Хотя принято считать, что Руми был родом из Балха (благодаря чему он известен в Афганистане не как Руми, а как Балхи), вероятнее, он родился в таджикском городке Вахше, где его отец, ханафитский правовед, мистик и истовый проповедник, тщетно искал работу. Потерпев неудачу в Вахше, семья переехала в Самарканд, и как раз в то время произошло разрушительное нападение воинов хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда II. Семь лет спустя семья в спешке бежала из Самарканда от сил Чингисхана, вступивших в город в марте 1220 года. В этот раз беженцы сначала направились в Балх, а затем, когда монголы приблизились и к этому городу, – в Нишапур, где, как гласит легенда, юноша встретил суфийского поэта Аттара. Когда жители Нишапура убили зятя Чингисхана, семья Руми в сопровождении группы учеников его отца снова бежала, на этот раз чтобы избежать встречи с многочисленным монгольским войском, которое было одержимо желанием наказать жителей города за убийство родни своего предводителя. Посетив Мекку, беглецы прибыли в анатолийский город Конью около 1225 года.
Сколько лет было Руми, когда он покинул Центральную Азию? Согласно традиционным подсчетам, поддерживаемым Франклином Льюисом из Университета Эмори, в то время поэту было 14 лет. Но немецкий исследователь Аннемари Шиммель утверждает, что Руми было не меньше 19–21 года. В любом случае ясно, что Руми вырос и сформировался как личность в атмосфере, пропитанной страстями и проблемами Центральной Азии, а не Коньи. Его отец черпал вдохновение у младшего брата аль-Газали – Ахмеда, еще более бескомпромиссного врага рационализма. Руми получил базовое образование в интеллектуально насыщенном Самарканде, где был подвержен влиянию бушующих течений суфизма. Его взгляд на жизнь сформировался в обществе, которое рушилось вокруг, в мире, пронизанном страхом, где даже бегство не давало передышки
[1280].
Мир Руми был миром, полным темноты, и тем контрастнее высвечивается то, что современный ученый назвал «доселе неизвестным духовным светом»
[1281]. На жестокость и бездушность жизни Руми отвечал экстатическим выражением стихов, большем, чем у любого поэта до него. В стихах он «терял себя», декламируя, говоря о мирской любви, восторгаясь красивым лицом, погружаясь в непостижимую сущность Бога, будучи в вихре танца (который стал отличительной чертой его последователей-дервишей в Конье) и слушая музыку:
«О, музыка, ты пища для влюбленных,
Ты поднимаешь душу в вышний мир.
Сверкает пепел, и разгорается лампада:
Мы слушаем и кормимся радостью и миром»
[1282].
В большом количестве стихотворений, на которые его вдохновил сосед, неграмотный ювелир, – Руми колебался между земной и божественной любовью: его точность и деликатность соседствует с бурлящим смятеньем чувств:
«Любовь делает горькое сладким,
Превращает медь в золото.
Любовь делает осадок чистым вином
И исцеляет боль.
Любовь возвращает умерших к жизни
И превращает царей в рабов.
Но эта любовь исходит от знания.
Дурак никогда не сядет на трон любви.
Нет, невежество влюбляется лишь в то,
Что лишено жизни.
Ему кажется, что в безжизненном скрывается желанное,
Как будто это слышится зов возлюбленного.
Невежество не видит различий;
Оно думает, что молния – это и есть солнце.
Просвещение преходяще и ненадежно,
Если ты не видишь разницы
Между преходящим и вечным»
[1283].
В конце концов, объект любви – это Бог. Но Бог Руми не был Богом суннитов, или шиитов, или сектантов любого типа:
«Слепо верующие стоят на распутье, ведь поборники
Каждой стороны тверды: каждый очарован собственным путем.
Одна любовь прекращает споры, одна любовь приходит
На помощь, когда ты взываешь о спасении от раздоров.
Вот, если я сам для себя неизвестен, что, во имя Бога,
Я должен делать?
Я не чту ни крест, ни полумесяц, я ни гяур, ни иудей.
Мой дом – ни Восток, ни Запад, ни земля, ни море;
У меня нет родни (ни) среди ангелов, ни среди гномов»
[1284].
Народу, брошенному на произвол судьбы переворотами и потрясениями, разрушающими и в то же время создающими целые цивилизации прямо на глазах, Руми предложил утешение веры не в виде пассивного смирения, а в виде деятельной любви, а это и было ключевым посланием суфиев Центральной Азии:
«Мир – ловушка, а желание – наживка:
Избегни ловушки и быстро
Обрати лицо свое к Богу»
[1285].
Краткое возрождение великой традиции: Насир ад-Дин ат-Туси
В конце ноября 1256 года на руинах Аламута, замка на вершине горы в северо-западном Иране, произошел разговор, который имел серьезные последствия. Несколько месяцев подряд монгольский хан Хулагу (1217–1265) осаждал эту крепость исмаилитов, убежденный, что это прибежище ужасных «убийц» и препятствие для монгольского контроля над Ираном. Эта осада случилась всего тринадцатью годами позже аналогичной осады крестоносцами крепости Монсегюр на юге Франции, где укрылась еретическая христианская секта катаров, или альбигойцев. За захватом Монсегюра последовало массовое убийство еретиков. Та же судьба ожидала и исмаилитов, как только Хулагу сломил их сопротивление и заставил сдаться всех, кто находился в крепости. Одним из нескольких выживших при осаде Аламута был астроном, философ и эрудит Насир ад-Дин ат-Туси
[1286]. Прекрасно образованный исмаилитский правитель Аламута построил для Туси обсерваторию на вершине горы. В 1990-е годы иранские археологи, проводившие раскопки в Аламуте, обнаружили обгоревшие остатки этого сооружения
[1287]. Хулагу, внук Чингисхана, к 38 годам уже одержал множество побед, которые приписывал мудрым советам астрономов и астрологов. Теперь, пленив одного из наиболее почитаемых астрономов своего времени, он назначил его контролировать все религиозные вопросы и астрономические предсказания.
