В итоге суфийское стремление найти удовлетворение во внутреннем мире повлияло на научную жизнь. При всей красоте музыки и поэзии суфизм был врагом логики, математики, естественных наук, философии и других рациональных изысканий, в том числе теологии. Зачастую он был врагом гражданского активизма в том виде, в котором он присутствовал у таких классических мыслителей, как Платон и Аристотель, или таких выходцев из Центральной Азии, как Юсуф Баласагуни, Фараби и Ибн Сина. Вместо того чтобы разобраться в разных философиях, суфии отклоняли их, выбирая асоциальную погруженность в себя. Когда Бахауддин Накшбанд примирил суфизм и государство, он сделал это не на основе какой-либо широкой и открытой гражданской идеи, а на базе включения в суфизм подробных предписаний шариата.
Во время монгольского господства в Центральной Азии в Европе быстро росли и развивались университеты и другие центры знания, их независимость от политических и духовных властей все более укреплялась
[1348]. Да, доктрину Аристотеля осуждали в Париже XIII века, но это не было государственным решением и более не повторялось. Святой Франциск Ассизский, который веком ранее разработал собственные духовные практики, основанные на аскезе, в итоге обращается к миру и даже отправляет своих монахов преподавать в набирающие популярность университеты. Напрашивается вывод, что монгольское завоевание в значительной степени «подкосило» научную жизнь по всей Центральной Азии, одновременно изменив великую традицию городской экономической и культурной жизни. Фрагменты этой великой традиции впоследствии возродились, но ненадолго, и уже не выдерживали сравнения с блестящими научными достижениями прошлого.
Итак, явные признаки упадка проявились в научной жизни Центральной Азии задолго до монгольского завоевания. Правители и их дворы все меньше поддерживали мыслителей и писателей, отдавая предпочтение панегиристам. Аль-Газали и другие давно подорвали фундамент открытых научных изысканий, заставив стремящихся к знаниям ученых и мыслителей отойти в сторону. Связанные законом блюстители веры прочно заняли господствующие позиции задолго до появления монгольских воинов. Таким образом, монголов можно обвинить лишь в углублении и завершении процесса культурного разрушения, начавшегося ранее, но ни в коем случае не в том, что они его начали.
Глава 14
Тамерлан и его наследники
Последний мощный подъем культурной и научной жизни в Центральной Азии обозначился во времена правления Тимура Хромого, известного на Западе как Тамерлан (1336–1405). Подобно культурному всплеску, произошедшему во времена правления Махмуда Газневи, первых представителей династии Сельджукидов и Чингисхана, «ренессанс» Тамерлана начался с завоеваний, которые происходили на протяжении всей его жизни. В период между тем временем, когда Тамерлан уничтожил всех противящихся его правлению, и окончательным распадом его державы на небольшие государства, в которых правили его враждующие друг с другом потомки, и произошел расцвет культуры, и длился он 100 лет.
Тамерлан родился в деревне близ города Кеша (ныне Шахрисабз в Узбекистане). Его отец происходил из тюркизированного монгольского племени барласов
[1349]. Как и его центральноазиатские предки, Тамерлан, в отличие от потомков монгольских завоевателей Китая и Ирана, оставался кочевником и воином до глубины души. В юности он упал с лошади и остался хромым на всю жизнь. Испанский посол Руй Гонсалес де Клавихо, посетив дворец Тамерлана, узнал, что великий эмир начинал свое становление, крадя овец и лошадей и разделяя их между членами своей банды
[1350]. Но угонять овец в юности – это одно, а завоевывать города, жители которых не хотели вновь испытывать на себе правление, схожее с монгольским, – другое. Чтобы подчинить себе Самарканд, Тамерлану потребовалось девять сражений в течение восемнадцати лет
[1351]. Но благодаря ловкости и упорству он и его сподвижники получили контроль над всей Центральной Азией. Тамерлан был официально назначен правителем (верховным эмиром) Маверранахра в Балхе в 1370 году.
Тамерлан очень удачно выбрал время для создания империи. Эпидемия чумы скосила население по всей Персии и Кавказу в начале 1350-х годов; персидско-монгольское государство Ильханидов распалось в то же время, создав вакуум власти на территории Ближнего Востока и Персии; русские побили войска Золотой Орды в 1380 году. Имея войско наемников, привлеченных наживой, Тамерлан воспользовался этим безвластием, а затем двинулся на Ближний Восток, успешно осадив Багдад, Антиохию и Дамаск. В окрестностях Дамаска он встретил великого североафриканского историка и ученого Ибн Хальдуна, который умолял не разграблять старую столицу Омейядов. Тамерлан засыпал престарелого мыслителя каверзными вопросами, и Ибн Хальдун ответил на них лестными высказываниями, возводя родословную Тамерлана до Навуходоносора
[1352]. Но Тамерлан со своим войском все равно разграбил Дамаск.
Следуя древним путям, проторенным кушанами, Махмудом Газневи и Чингисханом, войска Тамерлана углубились в Индию, опустошив Дели и другие города. Снова сменив курс, они напали на турков-османов и захватили в плен их султана Баязида в 1402 году. Разгром турков отдалил падение Константинополя на полвека, Тамерлан снискал благодарность у европейских правителей, за чем последовали дипломатические контакты с Англией, Францией и визит де Клавихо из Испании
[1353].
После нескольких лет, проведенных в своей столице Самарканде, Тамерлан разработал план по завоеванию Китая. Поскольку представители новой китайской династии Мин изгнали монголов лишь в 1368 году и с тех пор восстанавливали свои силы, у него были все шансы преуспеть. Но, только начав деятельность против Китая, Тамерлан слег с лихорадкой в Отраре и умер. Это случилось в 1405 году.
Бесконечные завоевания Тамерлана сопровождались жестокостью, уровень которой сравним разве что со зверствами, чинимыми военачальниками Чингисхана. В Исфахане войска Тамерлана убили около 70 000 защитников, а в Дели – 100 000 индусов. В Дамаске Тамерлан собрал тысячи жителей в Пятничной мечети и поджег ее. В Измире он обезглавил всех захваченных османских воинов, а затем запустил их головы с помощью катапульт на корабли, на которых оставшиеся воины покидали порт. В Алеппо, Багдаде, Тикрите, Исфахане, Дели и других завоеванных городах Тамерлан приказал соорудить подобие «минаретов» из черепов местных жителей
[1354].
