Основание образовательных учреждений и библиотек, собрание, редактирование и переиздание редких книг в великолепных переплетах – эти факты, казалось бы, должны указывать на интенсивную научную жизнь. Но Байсунгур стремился собирать вокруг себя ученых не больше, чем его дед Тамерлан. При всем великолепии книг, изданных в период его правления, научные интересы Байсунгура не простирались дальше переиздания «Шахнаме» Фирдоуси – задача достойная, но едва ли новаторская. Притом что он собрал и сделал копии нескольких книг великих ученых региона, Байсунгур был в первую очередь библиофилом, любителем древностей, а не покровителем ученых и философов. Аль-Хорезми не было уже более пятисот лет, а Ибн Сины – четыре столетия.
Проблема здесь не в возрасте книг, которые собирал Байсунгур, а в том факте, что он и его окружение не находили в них никакого научного интереса, не говоря уже о злободневности. Несомненно, книжники эпохи после Тамерлана признавали великих ученых и мыслителей прошлого, но не столько как смелых мыслителей, обращавшихся к сложным вопросам, сколько как источник четких ответов. Они были уверены, что аль-Хорезми, аль-Фараби, Бируни и аль-Газали постигли тайны природы и человеческой жизни до такой степени, что человечеству остается только следовать им. Книги этих мастеров воспринимались не в качестве живых примеров силы духа, а как авторитетные справочники по соответствующим темам. Подобное отношение насаждалось и усиливалось буквалистской и в научном смысле «робкой» версией ислама, укоренившейся в Центральной Азии и мусульманских землях на западе после аль-Газали. Богословы вели полемику уже не с христианами, индуистами или конфуцианцами, а с теми мусульманами, которых подозревали в вольнодумстве, а то и вовсе в вероотступничестве. И так как подобное отношение воинственно уберегало веру от раскола, царящее в Герате мировоззрение резко сузило границы допустимого для мыслителя.
Негласные ограничения ощущались даже в относительно спокойной области эстетики. Показателен случай арабского ученого аль-Хайсама (965–1040). Известный на Западе как Альхазен, Хайсам был современником Ибн Сины и Бируни. Он проводил исследования в области физики, математики и оптики. Западные читатели ознакомились с его работами по оптике в период раннего Ренессанса и признали, что эти изыскания, проведенные 400 лет назад, прямо отвечали на вопрос о более точном способе изображения перспективы. Так аль-Хайсам сыграл важную роль в развитии «ренессансной перспективы». Но в Герате, который мог похвастать самыми талантливыми художниками во всем исламском мире, некоторые из которых проявляли интерес к геометрии и алгебраической структуре физического пространства
[1375], вся восточная традиция оптики, геометрии и тригонометрии игнорировалась. То же самое можно сказать и о знаниях, накопленных в Центральной Азии и арабоязычном мире за предшествующие 500 лет. К началу эпохи Тимуридов господствующие парадигмы в большинстве областей науки и философии укоренились так глубоко, неразрешенные проблемы оставались такими малочисленными и казались настолько незначительными, а голоса несогласных были столь слабыми, что в научной жизни наступил полный штиль.
Большинство творческих людей в эпоху Тамерлана осуществляли свою деятельность так, как будто уже унаследовали законченную систему знаний, полную и целостную. Поскольку она более не требовала их внимания, они позволили себе сконцентрироваться на украшении своего мира. Конечно, это не умаляет эстетических достижений художников, ремесленников и архитекторов Байсунгура. Но их достижения были эстетическими, а не научными или философскими. За одним важным исключением, о котором мы скоро поговорим, Центральную Азию при преемниках Тамерлана больше занимала красота, чем исследование мира природы или взаимоотношений человечества с Богом и Вселенной. В этом смысле культура XV–XVI веков радикально отличались от основного течения центральноазиатской цивилизации предшествовавшего тысячелетия.
Улугбек: правитель и ученый
При этом на протяжении всей эпохи Тимуридов продолжали выходить новые трактаты по медицине. Впрочем, этот факт не противоречит тезису об упадке творчества: в конце концов, правителям и их приближенным всегда нужны доктора, чтобы следить за здоровьем. Врачи, в свою очередь, не могли приписать хорошее здоровье правителя собственным знаниям, поскольку тогда они открыли бы себя для критики и обвинений в случае ухудшения состояния своего подопечного. Поэтому врачи лишь документировали свой опыт, создавая строгие сборники полученных знаний. В период правления Шахруха в Герате появились обширные труды по медицине под общим названием «Требования к хирургии», еще одна книга – «Лечение болезней» – вышла несколькими годами позже. Тем временем в Самарканде Улугбек, сын Шахруха, принял на работу доктора-энциклопедиста Бурханиддина аль-Кирмани, который переписывал труды Гиппократа и Галена и снабдил комментариями работы местных ученых мужей. Даже дворы в таких отдаленных провинциях, как афганский Бадахшан, нанимали на работу врачей, которые создавали работы с такими названиями, например, как «Книга о знаниях со всего мира»
[1376].
Единственным исключением в этот период общего упадка научных знаний при Тамерлане и его потомках стал внук Тамерлана Мирза Мухаммед Тарагай, прозванный Улугбеком («великим беком»). Впервые за столетия заката центральноазиатской культуры мы встречаемся с правителем, который не только заказывал научные трактаты у ученых мужей, которых привлекал к своему двору, но и сам занимался исследованиями. В отличие от именитых докторов, которые лишь переписывали чужие работы, Улугбек основывал свои астрономические труды на фундаментальных исследованиях, которые сам проводил. Если в эпоху Тимуридов и произошел расцвет науки, то это был расцвет астрономии.
То, что Шахрух доверил контроль над всей Центральной Азией, за исключением Хорасана, шестнадцатилетнему сыну, предполагает, что Мирза Мухаммед уже в юности показал себя талантливым правителем. Однако, только вступив на новую должность, Улугбек не справился с восстанием в Отраре – отцу даже пришлось спасать его
[1377]. Когда Улугбеку было чуть больше тридцати лет, он одержал крупную победу над узбекскими племенами возле озера Иссык-Куль (территория современного Кыргызстана), но затем (два года спустя) потерпел поражение от тех же самых узбеков в Хорезме. Так узбекские племена впервые проявили себя в качестве мощной силы, а для Улугбека и прямых потомков Тамерлана наступило начало конца. Улугбек трудолюбиво выполнял обязанности правителя, но в душе он не был военачальником или даже султаном. Он наверняка завидовал своему младшему брату Байсунгуру, которого отец никогда не обременял важными государственными делами – а значит, давал ему время и возможность строить красивые медресе в Герате, коллекционировать древние книги, привлекать художников ко двору и вести праздную жизнь.
