Архитектура была лишь одной из многих областей, в которых прошлое Центральной Азии передало полезное наследие будущему. Что касается права, арабские завоеватели вынуждены были перенять множество центральноазиатских подходов, особенно в таких важных областях, как система орошения, по которой ни в Коране, ни в арабском кочевом опыте не содержалось никакого руководства. Даже в таких областях, как брачное право, которое достаточно подробно описано в Коране, действительная практика в эпоху после завоевания продолжала частично регулироваться доисламскими, в данном случае зороастрийскими принципами
[286]. Стоит отметить, что у великого Ибн Сины не только были ученики-зороастрийцы, но и сам он перевел зороастрийский текст на арабский язык
[287].
Арабские завоеватели принесли с собой собственные традиционные знания о небесных телах, здоровье человека и других сферах жизни. Их народная мудрость иногда содержала полезную информацию в области астрономии, медицины и так далее, но она не могла обеспечить основу для фундаментальных исследований в этих областях. Однако задолго до прихода арабов жители Центральной Азии, как и персы, начали работу по систематизации знаний в разных областях науки. Так, изучение астрономии уже достигло высокого уровня в районе Хорезма, в то время как медицина процветала в Хорасане и Бактрии, частично благодаря их непосредственным контактам с превосходными медицинскими центрами в Индии и Гундешапуре. Мы можем быть уверены, что больницы и астрономические обсерватории в Мерве, неофициальной столице региона, были на том же высоком уровне, что и в Вавилоне. Математика процветала там, где на нее был спрос со стороны торговцев, и особенно в тех регионах, которые находились в постоянной связи с Индией и ее богатым математическим наследием. Если и существует причина, которой можно объяснить просвещенность жителей Центральной Азии во многих областях, так она, несомненно, заключается в том, что они имели контакты и с Ближним Востоком, и с Индией, в то время как на Западе были лишь единичные интеллектуальные соприкосновения с индийским субконтинентом. Это «перекрестное опыление» касалось и Персии, но в Центральной Азии оно стало реальностью задолго до арабского завоевания благодаря тесным торговым связям того времени.
В этом контексте еще более странно то, что жители Центральной Азии не имели почти никакого представления о китайской науке даже в те времена, когда китайские товары были повсеместно доступны на их рынках. Поэтому ученые Центральной Азии, игравшие ключевую роль в передаче буддизма, христианства и манихейства на Восток, не смогли перенести восточное учение на Запад. В этом роковом упущении частично можно обвинить Запад. Он не только не смог приобщиться к китайским и индийским знаниям, но и не сумел получить пользу от научных и медицинских познаний несторианцев в Гундешапуре
[288]. Какими бы ни были причины, отсутствие китайских знаний в Центральной Азии и, следовательно, на Западе имело фатальные последствия для обеих сторон.
Любой, кто захочет напрямую связать наследие доисламских времен в Центральной Азии и интеллектуальные достижения периода после арабского завоевания, столкнется с отсутствием достаточного количества данных. Но в некоторых областях эта связь бросается в глаза. Более позднее развитие новаторской школы географии в Балхе, несомненно, связано с тем, что этот город издревле был континентальным портом, в котором постоянно находились люди со всех концов света. Когда бухарский визирь ал-Джайхани писал свой труд «Книга путей и государств», ему нужно было просто использовать тот объем географических знаний, который накапливался на протяжении веков торговцами-путешественниками из его родного города
[289]. Великие мусульманские астрономы Хорезма и Хорасана были щедры на похвалы своим предшественникам, которые подготовили астрономические таблицы, разработали сложные календари и с большой точностью предсказывали лунные и солнечные затмения. Увлечение многих поздних центральноазиатских астрономов моделированием и конструированием астролябий и астрономических квадрантов идет от процветавших долгое время в регионе традиций ориентирования на обширных пустынных пространствах и любви к работе с механизмами
[290]. Наследие доисламской эпохи проявилось и в работах мыслителя IX века Абу Машара из Балха. Используя местные знания (греко-индо-иранские оккультные науки), он стал ведущим астрологом в мусульманском мире и оказал сильное влияние на европейскую астрологию
[291].
Среди мыслителей доисламской Центральной Азии, оставивших наиболее глубокий след в истории, был Вузург-Михр (531–578), он сформировал мировоззрение своих последователей. Уроженец Мерва, Вузург-Михр выдвинул идеи в сфере этики, повлиявшие на мыслителей мусульманской эпохи. Унаследовав богатые астрологические традиции Центральной Азии, он так удачно растолковал сон персидского шаха, что был приглашен ко двору в Ктесифоне и быстро поднялся до должности главного советника (визиря).
Как и многие другие мыслители Центральной Азии, Вузург-Михр из Мерва пробовал себя во многих областях. Когда индийский правитель, посетивший персидский двор, обучил придворных играть в шахматы, Вузург-Михр показал свое мастерство, выиграв у гостя в его собственной игре. Затем он предложил несколько способов для улучшения индийской игры и вдобавок изобрел нарды в качестве ответного подарка индийскому правителю
[292]. Эта встреча положила начало распространению как шахмат, так и нард в персидском мире, откуда они попали к арабам и затем на Запад. Четыре века спустя Ассули, еще один уроженец территории, где сейчас находится граница между Туркменистаном и Ираном, составил первый письменный классический анализ шахмат
[293]. Таким образом, и до, и после арабского завоевания жители Центральной Азии проявили себя в качестве чемпионов и арбитров «игры королей».
